И снова, протанцевав несколько веселых контрдансов, после которых все тяжело дышали и смеялись, гости потребовали вальс. И Эдвард снова взял Анджелину за руку и провальсировал с ней на террасу, кружась и то входя, то выходя в полосу света, отбрасываемого свечами.
Почему-то его ноги становились не такими деревянными, ему приходилось меньше напрягаться, отсчитывая такт и следя, как бы не наступить на туфлю партнерши. Вальс и в самом деле оказался чудесным танцем. Эдвард улыбнулся Анджелине.
— Еще один секрет, — сказала она. — Ты танцуешь вальс лучше всех в целом мире. Просто божественно. И никто об этом не узнает, а я не расскажу.
И тоже улыбнулась, глядя ему в глаза. Эдвард продолжал кружить ее, и ему казалось, что он не может пропустить ни одного шага и не наступит ей на ногу, даже если очень постарается. Восхитительная жизнь.
Анджелина запрокинула голову назад и расхохоталась, и смех этот прозвучал так, словно Эдвард бросил молчаливый вызов судьбе, чего в своей предыдущей жизни он бы не сделал никогда. Он остановился в луче света, падавшем из комнаты, где на каминной полке стояли свечи.
— Пойдем, — позвал он. — Сегодня здесь светло, почти как днем. Посмотри, как светит луна над озером. Давай подойдем поближе и полюбуемся.
Анджелина взяла его под руку, и они пошли по широкой лужайке, где оказалось заметно темнее, чем он предполагал. Но залитая лунным светом вода сияла впереди, как маяк, а над головой не было туч, могущих в любой момент затмить луну, погрузив все в полную тьму.
И воздух был еще теплым.
Эдвард высвободил руку и, сжав ладонь Анджелины, переплел пальцы. А потом привлек ее к себе, так что она прижалась к нему плечом.
Вчерашняя ночь казалась сном. Но она была на самом деле.
Сон просто не может быть таким ярким. Эдвард все еще не мог поверить, что совершил нечто столь… дерзкое. И что до сих пор не сожалеет о сделанном и не испытывает ни малейшей вины.
Вода была гладкой как стекло. Ни дуновения ветерка. А дальше, за озером, росли деревья, высился холм и искусственные руины на нем. Силуэт башни вырисовывался даже в темноте. На поверхности воды дрожала широкая лунная дорожка. Нельзя сказать, что вокруг стояла полная тишина. Насекомые жили какой-то своей жизнью, жужжали и щелкали, не обращая внимания на ночь и темноту, а где-то среди деревьев время от времени ухала сова, напоминая остальному миру, что она существует.
Но все эти звуки только подчеркивали спокойную безмятежность ночи.
— Анджелина, — произнес Эдвард, чуть сильнее сжав ее ладонь и глядя на воду, — ты выйдешь за меня замуж?
— Да, Эдвард, — ответила она.
Вот так просто. Словно они давно обручены и соединены прочными узами.
Наверняка это было самое трогательное брачное предложение и согласие на свете. Эдвард улыбнулся воде.
Затем повернул голову, и Анджелина повернула, и губы их встретились. Только губы, тела не шелохнулись. Они не заключили друг друга в объятия. Не было никакой сжигающей их страсти.
Только…
Только то, что невозможно выразить словами.
Покой.
Правильность.
Любовь.
Бесполезно, для этого действительно не существует слов, но это не имеет никакого значения. Им не нужны слова.
Чуть позже Эдвард произнес:
— Я люблю тебя.
Она нежно улыбнулась, купаясь в лунном свете.
— Я знаю.
И это была самая убедительная речь, когда-либо сорвавшаяся с ее губ.
Для свадебного платья Анджелина выбрала бледно-желтый муслин. Сначала она хотела ярко-желтый, напоминающий солнечный свет, как ее любимое старое дневное платье, но кончилось тем, что она послушалась совета кузины Розали и мисс Годдар, которые вместе с ней пошли к модистке и во всем соглашались друг с другом.
— Это платье вы наденете в день свадьбы, — объяснила ей мисс Годдар. — А в день свадьбы все внимание должно быть на невесте, а не на ее наряде. И право же, леди Анджелина, вы знаете, что вы достойны этого внимания.
— И в день своей свадьбы ты сама будешь сиять, — согласилась кузина Розали. — Совсем ни к чему надевать яркое платье.
Мисс Годдар пришла к модистке не только ради того, чтобы дать совет подруге, и для себя она выбрала бледно-голубое платье очень простого покроя. Они с лордом Уиндроу венчались в Кембридже через две недели после свадьбы Анджелины. Кузен Леонард и графиня Хейворд, ныне леди Феннер, поженились в загородном поместье две недели назад. К концу сезона, как обычно, началась череда свадеб, а впереди ожидались новые. Уже объявили о помолвке Марты с мистером Гриддлзом, а Мария со дня на день ждала предложения от мистера Стеббинса.
Анджелина с трудом подавила порыв довершить подвенечный наряд вычурной шляпкой, хотя желание было очень сильное. В конце концов, свадьба — это праздничное событие, а праздничная шляпка должна быть… ну, праздничной. И все-таки она сама, даже не советуясь с кузиной и подругой, остановила свой выбор на соломенной шляпке с узкими полями и высокой тульей, и велела оторочить ее белыми кружевами и украсить белыми и желтыми маргаритками и белыми лентами. Кроме того, она купила белые перчатки и белые туфли.
И сейчас, глядя на себя в зеркало в своей гардеробной, она невольно признавала, что выглядит очень хорошенькой. Ну, только бледность наряда слишком подчеркивает темные глаза и волосы и смуглый цвет лица. И в ее чертах нет никакой изысканности, но с этим она уже ничего поделать не может.
Анджелина мельком подумала, что бы сегодня сказала о ее внешности мать. Сочла бы наряд подобранным со вкусом? Сказала бы, что дочь красива? Была бы счастлива?
— Мама.
Анджелина произнесла это слово почти беззвучно. Ей думалось, что она всегда будет испытывать печаль, стоит ей подумать о матери и о том, что она так и не сумела оправдать ее ожидания. Но эти воспоминания пойдут ей на пользу. Когда у нее будут дочери, она будет обожать их с момента рождения, они будут купаться в ее любви и одобрении, и не имеет значения, какими они будут, робкими или дерзкими, хорошенькими или простушками. Они будут ее дочерьми. А сыновья — ее сыновьями. О, она надеялась, что у нее будет дюжина дочерей и дюжина сыновей и что они начнут рождаться совсем скоро. Ну пусть не по дюжине тех и других и пусть даже не дюжина всех детей, но много. Она хочет быть окруженной детьми. Она хочет, чтобы они с Эдвардом были окружены детьми.
— О, миледи, — всхлипнула Бетти, — вы выглядите просто прелестно.
Анджелина повернулась и порывисто обняла горничную, так что Бетти перестала всхлипывать и закричала, что она помнет платье леди Анджелины или капнет на него слезами. Но прежде чем случилась катастрофа, горничной пришлось открыть дверь гардеробной, в которую кто-то стучался.
