На легкой ряби, игравшей на глади озера Доузмари, неярко поблескивали последние лучи заходящего солнца. Не будь Рубака и его седок столь усталыми после долгой скачки, они бы поспели сюда на час-другой раньше. Рубака брел медленным шагом, и виконт даже не пытался подгонять его. Пошатываясь в седле от утомления, он то и дело прикрывал усталые глаза.
Внезапно в лицо ему повеяло запахом дыма — и добрую половину усталости как рукой сняло. Так, значит, неподалеку жилье. Трудно было отыскать крошечный домик, пользуясь более чем расплывчатым описанием Джоси Уоллен, но Эдвардом двигало отчаяние. Хотя после стольких часов пути он уже начал не на шутку сомневаться, удастся ли ему когда-нибудь отыскать желанную цель.
Въехав в рощицу у кромки воды, виконт остановил коня. За деревьями, на прогалине, стояла крытая соломой хижина, к которой притулился амбар. Рядом на полянке паслись мул и та самая лошадь, на которой Линдсей приехала в Пойнт-коттедж в тот день, когда Эдвард впервые поцеловал ее. Тот первый день…
Эдвард соскочил с седла. Невинная девушка, пришедшая к нему тогда, и по сей день оставалась столь же невинной, но теперь он знал то, о чем не мог догадываться в первый день: что она смела до безумия. Сегодня же виконт в очередной раз дал себе твердый зарок — найти способ выполнить задуманное, больше не обижая Линдсей. Стать ей таким мужем, какого она заслуживает.
Преодолевая усталость, он шагнул на крыльцо и постучал. Без сомнения, великодушная девушка приехала сюда, чтобы оказать помощь каким-то очередным беднякам. Но нельзя допускать, чтобы она снова пускалась в подобные опасные вылазки по безлюдным краям. Он сумеет завоевать ее доверие, и тогда Линдсей позволит, чтобы в дальнейшем обо всех, за кого она чувствует себя ответственной, заботился он, Эдвард, ее муж.
Прошло несколько минут. Эдвард уже поднял руку, чтобы постучаться вторично, как дверь отворилась и на пороге показалась Линдсей с маленьким ребенком на руках.
— Боже праведный, ты хоть понимаешь, как меня напугала? Девушка испуганно покачала головой и попятилась. Эдвард хотел обнять ее, но она увернулась. По щекам ее поползли слезы.
— Милая… — Он не мог видеть, как она плачет. — Я все знаю. Я не сержусь. Только тебе Не стоило сражаться с Латчеттом в одиночку.
Вдова Уоллен сидела в комнате на кресле, а у стола, накрывая к ужину, стояла еще какая-то женщина.
— Линдсей, не надо, не гляди на меня так. — Он коснулся ее руки. Девушка вздрогнула и снова отпрянула. — Мы как-нибудь сумеем обо всем позаботиться. Справедливость восторжествует. Доверься мне.
— Джоси, — сокрушенно покачала головой вдова Уоллен. — Это Джоси сказала ему.
Линдсей растерянно поглядела сперва на вдову, а потом на Эдварда.
— Вряд ли. Она ведь ни с кем не разговаривает, кроме нас с тобой, бабушка.
— Со мной она стала разговаривать, — негромко произнес виконт. — Она сказала, ты любишь меня.
— Да, — еле слышно выдохнула Линдсей. — Да, люблю. И не хочу, чтобы ты жил во лжи. Это нечестно.
Эдвард, ничего не понимая, покачал головой. Девушка плотнее прижала к себе ребенка, баюкая его на руках.
— Он был сильно болен. Лихорадка. Вот почему им пришлось послать за мной. Но он не умрет. Ему уже лучше.
— Замечательно. Линдсей…
— Джоси солгала ради моего блага. Он — мой сын. Джон мой. Ты понимаешь? Мой!
Руки Эдварда безвольно упали. Девушка от волнения, сама не замечая того, повысила голос почти до крика. Мальчуган у нее на руках проснулся и, протерев кулачком глаза, с любопытством уставился прямо на виконта. Глаза у него были серые — гранитно-серые, а волосы отливали бронзой.
— Линдсей, о чем ты?
— Это Джон, — словно оправдываясь, сказала она. — Ему скоро два, и он мой.
Холод, сковавший сердце Эдварда, вдруг сменился лихорадочным огнем. Виконт шагнул к жене. Рыжие волосы и серые глаза.
— Твой?
Девушка кивнула. Обе старшие женщины за ее спиной казались виконту бледными недвижными тенями.
— Теперь на имя Хаксли навсегда ляжет позорное пятно, да? Если кто-нибудь выяснит, что ты женился на женщине с ребенком? Преподобный Уинслоу объяснил мне, что такое рогоносец. Это тот, кто женился на женщине, у которой уже есть ребенок.
Ее путаные, сбивчивые слова звенели в голове у Эдварда, не доходя до сознания. Да, впрочем, слова были ему уже не важны.
— Никто не узнает, — глухо произнес он.
— Хорошо. Тогда оставь меня здесь и уезжай. Когда будешь в Лондоне, говори всем, что я в Девоншире. А в Девоншире говори всем, что я в Лондоне.
Огонь, бушевавший в крови у Хаксли, готов был вот-вот вырваться на свободу и испепелить все на своем пути.
— Отдай ребенка старухе, — велел он, а для вдовы Уоллен добавил: — Одно слово — хоть одно — кому-либо будет стоить тебе куда дороже, чем ты сумеешь заплатить.
Та в ужасе покачала головой.
— Скоро ты получишь от меня указания, что с ним сделать. А вы миледи, пойдемте со мной.
Девушка открыла рот, словно желая возразить, но передумала и молча отдала мальчугана второй, незнакомой Эдварду, женщине.
Чтобы не смотреть, как она надевает жакет костюма для верховой езды, молодой человек повернулся и вышел за дверь.
Он-то, дурак, считал ее невинной девушкой. Невинной? Ну разве что только на словах. Нет, он не был рогоносцем — он ведь не стал еще мужем Линдсей, когда она зачала этого ребенка, он был всего лишь круглейшим, невероятнейшим болваном.
Перед глазами его вдруг возник черный борт маленького суденышка и надпись, выведенная крупными зелеными буквами: «Линни».
Антон Поллак еще заплатит за свою роль во всей этой истории. Но сперва придется заплатить Линдсей!
Джон, благодарение небесам, выздоравливал, но все остальное было хуже не придумаешь. Все, чем дорожила и о чем заботилась Линдсей, лежало в развалинах.
На фоне Рубаки малютка Минни казалась совсем крошечной и жалкой. Гнедая кобылка едва ли доходила огромному вороному жеребцу до груди. Эдвард сдерживал скакуна, чтобы Линдсей не отставала от него. Девушку осаждали невеселые мысли.
Расскажет ли Эдвард Роджеру про Джона?
И что он сделает с ней самой, с Линдсей?
Спустилась ночь, а виконт так и не заговорил с ней, не сказал ни слова. Ни единого слова с тех пор, как они покинули домик няни Томас. Исподтишка поглядывая на грозного мужа, Линдсей видела вырисовывающуюся в сумраке высокую мрачную фигуру в развевающемся за спиной плаще. Эдвард глядел прямо перед собой, не удостаивая спутницу даже взглядом. Сердце девушки сжималось от боли, ей хотелось коснуться любимого, сказать ему: «Джоси не солгала. Я люблю тебя, но вынуждена продолжать свою игру — ради Уильяма, Марии и Джона».
