– Он ее не любит? Он, который волочится за каждой юбкой? Но она же совершенно восхитительна! Она просто создана для любви!
– Возможно. Но не для любви Луи-Армана, он этого даже и не скрывает! Посмотрите, мадам, это он выронил только что, садясь на лошадь, чтобы отправиться на охоту с дофином!
Пошарив в своем ридикюле, герцогиня достала из него и протянула госпоже де Ментенон оправленный в рамку из бриллиантов портрет, восхитительную миниатюру с изображением прелестного лица герцогини Бургундской. Эта миниатюра стала последней каплей, переполнившей чашу терпения маркизы. Та просто взорвалась от охватившего ее бешенства.
– Конечно, герцогиня Бургундская крестная нашего вертопраха, но чувства, которые он к ней испытывает, кажутся мне явно чрезмерными! Это граничит с оскорблением Величества!
– И что же вы собираетесь сделать, мадам? – спросила герцогиня, видя, как взбешенная мадам де Ментенон засовывает крошечный портрет за корсаж.
– Я покажу это королю! Посмотрим, какое решение он примет!
Решение не заставило себя ждать. Людовик XIV проявил еще меньше терпимости, чем его супруга. На следующее же утро, 23 апреля, капитан королевских мушкетеров арестовал герцога де Фронсака и препроводил его в Бастилию. Офицер никак не мог понять, почему, едва поселившись в одной из камер башни Бертодьер, правда, в самой комфортабельной, пятнадцатилетний узник был необыкновенно весел.
– Для человека, на которого так гневается король, вы чересчур беспечны, сударь, – не преминул заметить мушкетер.
– Это потому, капитан, что, поместив меня сюда, Его Величество оказал мне огромную услугу. Здесь я наконец-то смогу забыть о том, что женат! Вы в самом деле видите перед собой счастливейшего из людей!
Правду сказать, тюремное заключение для человека такого положения, каким обладал герцог де Фронсак, было наказанием не слишком тяжелым. При герцоге по-прежнему находились его слуги, его наставник (для славного господина д'Уарона наказание оказалось куда более суровым, чем для его воспитанника!). На его столе постоянно присутствовали самые изысканные деликатесы, он мог принимать у себя своих учителей, и ему частенько наносили столь приятные визиты, что отсутствие свободы никак не отражалось на его самочувствии. Улицу Сент-Антуан, примыкающую к тюрьме, постоянно заполняли роскошные кареты, владелицами которых были самые красивые женщины двора. Они жаждали сопровождать узника во время его прогулок на свежем воздухе, считая это очень романтичным. Все это в конце концов стало казаться чрезмерным. Лейтенанту полиции пришлось принять соответствующие меры. Прекрасных дам попросили оставаться дома, а надзор за заключенным был несколько усилен…
Тем не менее однажды вечером, когда Фронсак, с аппетитом поужинав, собирался уже лечь в постель, дверь его «темницы» открылась, пропустив в камеру женщину под вуалью.
Канделябр со свечами, стоявший на столе, не позволял как следует разглядеть гостью, но опытный глаз Фронсака сразу заметил, насколько грациозна ее походка, как гибка восхитительная талия и изысканна форма рук и ног. Весьма элегантно одетая незнакомка (узник тщетно рылся в памяти, пытаясь увязать нежданную гостью с каким-либо из своих любовных похождений) должна была быть, без всяких сомнений, очень красивой…
– Кто вы такая? – тихо спросил он. – И зачем эта вуаль?
– Какая разница, кто я? – прошептала незнакомка. – Разве вам недостаточно знать, что я люблю вас?
– Вполне достаточно! И я был бы неблагодарным чудовищем, если бы не оценил ваших чувств. Особенно в том случае, если вы изволите повторить эти прекрасные слова не один раз!
Теперь она стояла совсем рядом с ним. Ее изящное тонкое тело распространяло слабый, нежный, но одновременно столь одуряющий аромат, что Луи-Арман совсем потерял голову. Он протянул руки, чтобы схватить такую желанную и такую соблазнительную добычу. Таинственная красавица не оттолкнула его, наоборот, слегка приподняв вуаль, подставила губы, чтобы юноша запечатлел на них долгий поцелуй, от которого горячая кровь окончательно бросилась ему в голову.
– Иди сюда! – шептал он, увлекая гостью к постели. – Иди сюда и скажи мне еще раз, как ты меня любишь!
Послушное тело незнакомки с готовностью откликнулось на приглашение, и все могло бы закончиться наилучшим образом, но внезапно Фронсак услышал, как его нечаянная подруга прошептала:
– Луи! Луи! Почему вы презирали меня? Мы могли бы уже так долго быть счастливыми, и вам никогда бы не пришлось сидеть в этой тюрьме!
Ее голос! Фронсак вскочил, подбежал к столу, схватил подсвечник и вернулся к постели. Он стремительным жестом сорвал вуаль с лица незнакомки, которая слишком поздно предприняла слабую попытку защититься. Открылось красивое лицо Мари-Анн.
– Ах так, сударыня, значит, это вы! – медленно произнес герцог. – Вы… носящая мое имя!
– Да, да, это я! Ваша жена! Вот видите, я же могу вам понравиться!..
– Не в этом дело. Благодарю вас за этот визит, сударыня, и целую ваши ручки… Но час слишком поздний. Наверное, вас ждут…
– Вы прогоняете меня?! – воскликнула она, уже готовая разрыдаться. – Но разве вы забыли о том, что я вам сказала минуту назад? Я люблю вас…
– Нет, я ничего не забыл. Но, к несчастью… Было бы лучше, если бы вы сообщили мне об этом до того, как меня заставили жениться на вас. А теперь… я не способен в это поверить!
– Почему?
– Потому что я чувствую – и чувство это очень сильно! – что эти слова вам кем-то продиктованы! Могли бы вы поклясться мне, сударыня, что ваша матушка, госпожа герцогиня, не ждет вас там, внизу, в карете? А?
Мари-Анн, ничего не ответив, опустила голову.
– Вот видите! Вы же явились сюда не по собственному побуждению. Вам настоятельно рекомендовали, как надо поступить. Что ж… передайте вашей матушке, что мне удалось избежать ловушки… Очаровательной, не могу не признать, но все-таки ловушки! Низко кланяюсь вам, сударыня!
С большим трудом сдержав рыдания, Мари-Анн де Фронсак опустила ставшую уже ненужной вуаль и выбежала из камеры. Тюремщик запер за ней дверь. Герцог, стоя неподвижно, как изваяние, слушал, как удалялись ее легкие, быстрые шаги, когда молодая женщина бегом спускалась по пустынной лестнице… В камере еще сохранился слабый запах ее духов, и, вопреки собственной воле и сам удивляясь тому, что с ним происходит, Фронсак вздохнул:
– Как жаль…
Но враги есть враги. Он поклялся, что дочь госпожи де Ноайль никогда не станет его женой. Он сдержит эту клятву… Даже если это окажется не так легко, как ему представлялось с самого начала!
