— Честное слово, сомневаюсь, что когда-либо вообще сумею понять вас, мадам! Однако продолжайте. Только побыстрее и внятно, ибо мое терпение вот-вот лопнет. И тогда берегитесь, дорогая моя.
— Ясно. — Она закусила губу, торопливо собираясь с мыслями. — Ну так вот, сегодня, когда мы ходили смотреть на полет воздушного шара, какой-то мальчишка передал мне записку. И там говорилось, что я должна в полночь выйти на улицу, что проходит позади нашего дома, если хочу узнать правду о своем брате. Собственно, вот и все.
— Значит, это все?.. Господи! — Гарри даже зажмурился и на минуту закрыл руками лицо. — Нет, я все-таки кончу свою жизнь в сумасшедшем доме! Это несомненно.
— Гарри? С вами все в порядке?
— Нет, со мной не все в порядке! Я ведь только что объяснил вам, мадам, что скорее всего уже в самом ближайшем будущем попаду из-за вас в сумасшедший дом. — Гарри вскочил и приблизился к Августе. Он возвышался над нею, скрестив руки на груди и глядя на нее ледяным взглядом. — Теперь выкладывайте все по порядку. Кто послал вам эту записку?
— Не знаю. Я же говорила: тот, кто это сделал, так мне и не показался. Но он наблюдал за мной и выжидал, когда я появлюсь, чтобы подбросить мне эту книгу. Как только я ее заметила, он умчался прочь на своем коне. И я не успела его как следует рассмотреть.
— Позвольте мне взглянуть. — Гарри взял книгу у Августы с колен и принялся ее перелистывать.
Августа вскочила и, вытянув шею, попыталась заглянуть туда, желая понять, что это за книга. Она сразу заметила, что страницы заполнены записями от руки.
— Так это же чей-то дневник!
— Да, верно.
— Помедленнее, пожалуйста, вы слишком быстро переворачиваете страницы, милорд! Я не успеваю прочесть.
— Сомневаюсь, что вы что-нибудь здесь поймете, даже если успеете прочесть все. Текст зашифрован. И шифр старинный, изобретенный давным-давно.
— Правда? А вы сможете его прочесть? И какое это имеет отношение к моему брату? Как вы думаете, Гарри, что все это значит?
— Пожалуйста, успокойся, Августа. Присядь и дай мне несколько минут подумать. Я с этим шифром не имел дела уже много лет.
Августа послушно села и сидела очень тихо, крепко сжав руки на коленях, с нетерпением ожидая результатов.
Гарри вернулся на свое место за столом, сел, открыл дневник на первой странице и с напряженным вниманием углубился в изучение текста. Потом перевернул еще одну страницу, вторую и наконец перелистал несколько страниц в конце.
Эти мгновения показались Августе мучительно долгими. Когда же Гарри закрыл дневник и посмотрел ей прямо в глаза, она заметила на его лице какую-то новую особенную строгость; взгляд его, казалось, источал смертельный, леденящий холод, и больше она ничего не смогла прочитать в его прозрачных серых глазах.
— Ну, милорд? — прошептала она.
— Это запись шифрованных посланий, которые отсылались во время войны с различными курьерами. Некоторые я даже узнаю, потому что мои агенты их перехватывали, а я расшифровывал.
Августа нахмурилась:
— Но какое это имеет отношение к моему брату?
— Это очень личный дневник, Августа. — Гарри провел пальцем по обложке. — Подобные записи не предназначаются для чужих глаз — они касаются лишь самого автора.
— Но кто же он? Вы можете сказать?
— Лишь один человек мог тогда знать имена всех тех курьеров и французских агентов, которые передавали эти письма. Они перечислены в самом начале дневника. Во всей видимости, этот дневник некогда принадлежал самому Пауку.
— Но, Гарри, все же какое отношение это имеет к моему брату?! — в ужасе воскликнула Августа.
— Очень похоже — и я, утверждая это, основываюсь на данном факте и некоторых других свидетельствах, — что кто-то пытается доказать нам, что именно твой брат и был Пауком.
— Нет, это невозможно! — Августа вскочила. — То, что вы говорите, ложь!
— Пожалуйста, Августа, сядь, — спокойно попросил ее Гарри.
— Не сяду! — Она шагнула вперед, оперлась руками на стол и наклонилась к нему, словно надеясь, что так будет легче убедить его. — Мне совершенно безразлично, сколько у вас доказательств! Слышите? Мой брат не предатель! Ах, милорд, вы должны мне поверить! Ни один нортамберлендский Баллинджер никогда бы не предал свою родину. Ричард не был Пауком.
— Между прочим, я склонен согласиться с тобой.
Потрясенная этим неожиданным заявлением после только что представленных и, казалось бы, неопровержимых доказательств виновности Ричарда, Августа упала в кресло.
— Вы готовы со мной согласиться? Вы не верите, что этот дневник принадлежал Ричарду? Кстати, он и не мог ему принадлежать, милорд! Это же не его почерк! Клянусь!
— Почерк еще ничего не доказывает. Умный человек почти наверняка должен был выработать особый почерк, если хотел вести столь опасный дневник.
— Но, Гарри…
— На самом деле, — мягко прервал ее Гарри, — есть иные причины, согласно которым весьма трудно и даже невозможно поверить в то, что твой брат мог оказаться тем самым Пауком.
Августа неуверенно улыбнулась, чувствуя огромное облегчение:
— Господи, как я рада, милорд! Благодарю вас, ибо вы поверили в его честность. Не могу выразить, как много это для меня значит! Я никогда не забуду вашей доброты. О да, вы навеки заслужили мою признательность!
Гарри некоторое время молча смотрел на нее, с рассеянным видом барабаня пальцами по кожаному переплету.
— Мне, конечно, очень приятны ваши заверения, мадам. — Он положил дневник в ящик своего стола и запер замок.
— Но это правда, Гарри! — Августа улыбалась уже во весь рот. Потом слегка прокашлялась. — У вас были ужасные доказательства — стихи и этот дневник; кроме того, вам вообще свойственно больше доверять логике, чем слепой вере, и у меня есть к вам один вопрос…
— Какой же?
— Могу я просить вас ответить откровенно: почему вы готовы поверить, что не Ричард был этим Пауком? — Она с огромным нетерпением ждала, в глубине души надеясь, что Гарри скажет: «Только из-за любви к тебе, дорогая!»
— Но ответ очевиден, Августа.
— Вот как, милорд?
— Я уже прожил какое-то время в обществе яркой представительницы семейства нортамберлендских Баллинджеров и успел неплохо узнать привычки и особенности членов этого семейства. А поскольку я убежден, что все нортамберлендские Баллинджеры обладают определенным сходством характера… — Он умолк и пожал плечами.
Августа почувствовала неладное:
— Ну, Гарри? Прошу вас, продолжайте же!
— Позвольте мне быть откровенным, мадам. Ни у одного из нортамберлендских Баллинджеров никогда не было ни малейших способностей для того, чтобы стать таким шпионом, которому удавалось много лет избегать любых ловушек и так и не дать нам возможности установить, кто же он был на самом деле.
