— Как слиток меди, сверкающий на солнце, — прошептал он.
Она отстранилась от него.
— Видишь? Это не я непостоянна и изменчива. Он уронил руку.
— Нет, это не ты, — он снова поставил лампу на столик рядом с кроватью. — Я собирался ехать за тобой, когда пришло письмо Вэла.
— Я больше не люблю тебя, Алексис. И если бы ты любил меня, ты не обращался со мной, как с песчинкой, — она покачала головой, когда он попытался что-то сказать. — Я не хочу разговаривать с тобой.
Кейт забралась под одеяло, отвернулась от Алексиса и закрыла глаза. Красноватое свечение исчезло за ее закрытыми веками, когда Алексис задул лампу. Слезы собирались в уголках ее глаз. Она вытирала их пальцами, слушая, как Алексис расстилает свои одеяла. Слезы все собирались и собирались, и она принялась вытирать глаза краешком простыни. К горлу подступил всхлип. Отчаянно пытаясь не заплакать вслух, она зарылась лицом в простыню.
Что-то теплое легло ей на спину. Она прерывисто вздохнула и отняла простыню от своего лица. Теплые губы целовали ее ухо и мокрую щеку.
— Не плачь, маленькая дикарка.
Его дыхание щекотало ей ухо и шею, и от дрожи, пробежавший по ее телу, она потеряла контроль над собой.
— У-уходи, — заплакала она.
Она попыталась свернуться калачиком, но у простыней и одеял внезапно выросли крылья, и они улетели. Алексис прижал ее к себе, его руки охватили ее, и она не могла оттолкнуть их прочь. Он наклонил голову, нашел ее губы и обрушил на них град легких поцелуев, которые распространились потом на ее подбородок и шею. В паузах между ними он шептал попеременно просьбы и угрозы.
— Не плачь, не надо. Прости меня, пожалуйста. Черт, я запрещаю тебе плакать. Пожалуйста. Ты простишь меня. Ты должна.
Требования звучали так смущенно и беспомощно, что она почувствовала легкую дрожь в животе и в груди. Эта дрожь превратилась в смех, который сорвался с ее губ в тот же самый момент, когда Алексис решил сунуть ей в рот свой язык. Она почувствовала, как его губы изогнулись в улыбке.
— Я кажусь тем самым сумасшедшим, каким я когда-то себя считал.
— Я сама кажусь себе слегка не в своем уме. — Так как в каюте не было света, ей пришлось отыскивать его лицо на ощупь. — У тебя мокрая щека.
— Ты всего меня залила слезами. Если бы ты не остановилась, то мне понадобился бы зонтик, — он взял ее лицо в свои руки. — Я не дам тебе ненавидеть меня.
— Я боюсь.
— Будешь ли ты бояться меня, если я дам тебе обещание?
— Какое обещание?
— Я даю тебе слово никогда не пытаться заставить тебя ненавидеть меня и никогда не лгать тебе.
— Лгать?
Он прижал ее к своей груди.
— Я не виделся с Каролиной.
— Хорошо, — она вытащила свои руки, которые были зажаты между их телами, и обняла Алексиса. Она услыхала, как он вздохнул с облегчением.
— Слава Богу, — сказал он.
Они обменялись сокрушительными объятиями.
— Ты знаешь, когда я снова пришел в себя? — спросил он.
Она покачала головой.
— В ту ночь, когда Фальк поздравил меня с избавлением от Каролины. Он начал свою беседу о чистоте и целомудрии, сдабривая свои поучения портвейном. После нескольких стаканов я понял, что действительно слушаю его. Он разглагольствовал о грехе и пороке, а я кивал, как престарелая герцогиня на утреннем приеме. Потом мы перешли к Катехизису, а затем Фальк поднял свой стакан и сказал: «Не отдавай свою душу женщине». И я рассмеялся.
— Ты рассмеялся?
— Да. Потому что в тот момент я понял, что Фальк опоздал. Я уже отдал свою душу женщине, и она собиралась увезти ее с собой за океан.
— О!
Кейт потеряла интерес к душе Алексиса, так как его рука скользнула под ее халат и ночную сорочку и кралась вверх по ее ноге. Она слегка ущипнула ее за талию, а затем направилась вверх, к ее груди. Он сжал ее, и она выгнула спину. Она не видела его, но чувствовала, что он зарылся лицом в вырез ее сорочки, ощущала жар его тела и быстрое прерывистое дыхание.
Его возбуждение выплеснулось наружу и поймало ее в эротическую сеть. В свою очередь она попыталась руками запомнить его тело. Всего лишь через несколько мгновений Алексис одновременно ругался и смеялся, пытаясь скользнуть вниз, к ее ногам. Она почувствовала прикосновение влажною рта к своей щиколотке. Его губы двигались по ее ноге, а затем заскользили вверх по телу. Она вздрогнула, а затем хихикнула и бросилась к нему. Поймав его врасплох, она обхватила руками его тело, изогнулась и через какой-то миг уже сидела на нем. Схватив его за руки, она развела их в стороны и прижала их к простыне.
— Кэти Энн, отпусти меня.
— Никогда. Никогда, никогда, никогда, — она наклонилась, ведомая только звуком его учащенного дыхания, и нашла его рот. Пируя на нем, она больше не слыхала никаких возражений.
Вскоре его бедра начали вопросительно подталкивать ее, и он высвободил свой рот.
— Кэти, любовь моя, моя госпожа, пожалей меня.
— Бедный, бедный маркиз, неужели он страдал?
— Мучительно, — он выгнул спину, приподняв ее над кроватью.
— Без всякого облегчения?
— Мое единственное утешение скрылось от меня, — он застонал, а затем выругался. — Я хочу тебя, Кэти Энн. Сейчас.
— И я хочу тебя, мой милый, прекрасный сумасшедший.
Обхватив Алексиса руками и ногами, Кейт перестала его дразнить. Они поменялись местами, и каюта наполнилась шепотом и вздохами, шелестом простыней и криками наслаждения. Проведя несколько часов в счастливом грехе, они уступили, наконец, блаженному изнеможению. Кейт проснулась еще до рассвета, когда Алексис принялся накручивать на свой палец один из ее локонов.
— Я люблю тебя, — прошептал он в темноту. — Я люблю тебя так сильно, что это чувство переполняет меня. Я думаю, что влюблен сильнее, чем Ромео, Марк Антоний и Отелло, вместе взятые.
Кейт старалась прогнать со своих губ глупую улыбку.
— Это хорошо, — сказала она, обнимая его, — мы оба будем влюблены. Представь себе, как весело будет раздражать Вэла и Фалька страстными вздохами и жаждущими взглядами.
Она почувствовала, как грудь Алексиса вздрогнула, и услыхала его смешок. Он поцеловал ее сначала в нос, а потом в губы. Затем он прижал свои губы к ее уху.
— Ты можешь доверить мне свою любовь.
— А, ты решил, что, в конце концов, заслуживаешь меня.
— Да.
— Хорошо, потому что к тому времени, как я попала бы домой, я, наверное, решилась бы похитить тебя и доставить ко мне на одном из моих судов.
— Мы поженимся и отправимся в Сан-Франциско в наше свадебное путешествие.
— Да, милорд.
— Дерзкая и нахальная крестьянская девчонка.
— Деспот.
Он прижал свои бедра к ее бедрам, и она хихикнула.