Как ни странно, она была похожа на брата, хотя волосы у нее были белокурые, а у него почти черные. Точеная блондинка с аквамариновыми глазами! Когда Жорж увидел ее, ему показалось, что сердце его остановилось. Остановилось оно и тогда, когда он увидел ее в своем собственном доме, среди знакомых до боли вещей…
Лукреция была красивее, чем он мог себе вообразить. Мечта стала былью, фантазия обрела реальные формы.
– Вот и моя маленькая сестричка, – улыбался Пьер. – А это мой друг, мой названный брат…
Девушка тоже улыбалась, протягивая ему руку, а Кадудаль тщетно искал какие-то слова и не мог ничего найти. У него пересохло в горле. Наконец он с поклоном прижался дрожащими губами к нежной руке. Что же касается Лукреции, то она смотрела с некоторым удивлением на деревенского кавалера, такого галантного и уже почти влюбленного. Мощного гиганта, покрасневшего, как юная девушка… Это ее несколько тронуло…
Ни он ни она никогда впоследствии не могли забыть ту удивительную пасхальную ночь.
Ночь была темная, теплая, и аромат весны уже победно разлился повсюду. Священник тайно отслужил пасхальную мессу на гумне Керлеано, охранявшемся пикетом армии шуанов, и все жители деревни: женщины, закутанные в темные одежды, мужчины с оружием, пришли на службу. На древнем камне для молотьбы был сооружен алтарь, покрывали его самые красивые скатерти Анны-Марии Кадудаль.
Сидя между Пьером и Лукрецией, Жорж вспоминал другую ночь, ту, в которой он впервые услышал имя девушки. Она больше не была для него волной воображения, она была здесь, рядом с ним, во всем сиянии живой красы. Жорж чувствовал ее легкое дыхание, и дрожь пробегала по его могучему телу. Быть может, думал он, придет день и они снова будут вместе перед священником. И тот день станет первым в непрерывной цепи счастья, а война и борьба останутся только в воспоминаниях.
Священник был стар, время вырезало на его лице глубокие морщины, но глаза горели огнем воодушевления, когда он смотрел на свою паству. И вот, он повернулся к ним с причастием, но вдруг снаружи раздался крик кукушки:
«Ку-ку. Ку-ку!»
Каждый замер, затаив дыхание и напряженно вслушиваясь. Крик повторился, потом послышался топот ног и в дверь просунулась голова.
– Голубые в деревне! Патруль. Они ищут подозрительных… Будет лучше, если вы закончите поскорей…
– Он прав, – сказал священник, – быстро заканчиваем.
Быстро и ловко он роздал святые дары, прочел благословение и начертил в воздухе крест. «Ite missa est…»
Крестьяне уже собрались было уходить после быстрого крестного знамения, но Жорж знаком остановил их.
– Нет, не возвращайтесь к себе. Оставайтесь здесь. Мы пойдем праздновать Пасху на ферму. Если голубые туда заявятся, они не смогут задержать людей, которые просто едят и пьют! Так будет лучше, я уверен.
Гумно очень быстро опустело, и все направились в просторный зал фермеров, где сестры и мать Жоржа уже накрывали обильный ужин: открыли бутыли с сидром и расставили нехитрые деревенские закуски. Женщины принялись им помогать, а мужчины расположились у камина. То и дело слышалось «голубые»…
– Святая Пасха – это, конечно, очень хорошо, но ведь запрещено отмечать христианские праздники, ты это знаешь, Жорж.
Он пожал плечами и рассмеялся.
– Ну хорошо, мы скажем, что празднуем что-нибудь другое. Например… – он окинул присутствующих взглядом и остановился на Лукреции, потом проговорил медленно, не отводя от нее глаз – например, помолвку… – и поспешно добавил, – это она еще не запрещена.
Пьер Мерсье расхохотался, а Лукреция покраснела и отвела глаза. Она отошла и попыталась укрыться в тени, а потом выскользнула в приоткрывшуюся дверь. Жорж вскочил с места и последовал за ней.
– Лукреция! – нежно позвал он. – Лукреция, неужели вы на меня обиделись?
Она не ответила, но замедлила шаги, и он смог догнать ее. Жорж повторил вопрос.
– Вам не понравились мои слова о помолвке? Она покачала головой:
– Нет… но, не надо шутить такими вещами, Жорж. Для молодой девушки это святое.
– Для меня тоже. Клянусь вам, я вовсе не шутил.
Неужели вы не понимаете, что я никого, кроме вас, просто не замечаю?! Что у меня нет иной мечты, кроме как сделать вас своей женою!
Даже в ночной тьме было видно, что лицо Лукреции вспыхнуло, глаза загорелись.
– Это правда, Жорж? Правда? Значит… вы меня любите?
– А вы еще сомневаетесь в этом? Да, Лукреция, я вас люблю… Как бы я хотел найти такие слова, которые смогли бы объяснить, как сильно я вас люблю: больше всего на свете, больше родных, больше себя самого!
– Неужели больше, чем Бога и Короля?
Жорж невольно сжался, но не ответил: просто не знал, что сказать на это. Девушка нежно коснулась пальцем его щеки.
– Простите меня, Жорж, то был глупый и жестокий вопрос, его не в праве задавать ни одна женщина. На вас лежит высокая миссия, и я никогда не помешаю вам ее выполнить. Я слишком люблю вас…
Бережно и осторожно Кадудаль положил свои мощные руки на хрупкие плечи девушки.
– Неужели вы так любите меня, что готовы ждать? Ведь может так случиться, что мы поженимся еще не скоро. Я запрещаю своим людям жениться, даже любить – это отвлекает от дела. А я должен служить им примером. Мы сможем быть вместе только тогда, когда война закончится.
– Когда вернется король, я стану вашей, Жорж. А до тех пор сумею подождать, постараюсь быть вас достойной…
– Вы клянетесь?
– Я клянусь!
– И я клянусь: отныне для меня не будет существовать ни одна женщина, кроме вас, а когда король вернется, мы станем супругами!
Он все ближе придвигался к ней и наконец заключил в объятия.
– Люблю, – прошептал он, прижавшись губами к пышным волосам, растрепавшимся на ветру.
Так они стояли долго, заключив друг друга в объятия и прислушиваясь к биению своих сердец и отдаленному рокоту волн. Грусть и счастье слились в них воедино. Они понимали, что судьба нескоро позволит им соединиться. С фермы доносились веселые голоса, смех… Война казалась нереальной.
– Невозможно поверить, что вокруг бушует война, – прошептала Лукреция. – Все так спокойно.
– Мы победим в этой войне и у нас будет немало прекрасных часов – мы любим друг друга. Любовь защитит нас, а соединившись, никогда больше не расстанемся.
Но назавтра снова была война. Лукреция отправилась к родителям в Гонтье, а Жорж и Пьер принялись готовить свои первые вылазки. Ферма превратилась в генеральный штаб восстания во всем регионе Ванна. Отсюда Кадудаль и его люди наносили непрестанные удары по республиканским войскам, изматывая их бесконечными засадами, неожиданными ночными нападениями. Так продолжалось до того дня, когда их выдал предатель.
