— Например, будем присутствовать при обыске у Охтервельтов, — предложил Катон. — Или у вас на сей счет имеются другие идеи?
— Вполне может быть, что имеются, — ответил я, подумав. — Не знаю, окажется ли это полезным, но попытаться, я полагаю, следует.
— Ну, что там у вас, Зюйтхоф? Выкладывайте уж!
Антонисбреестраат также выглядела пустынной, если не считать нашего экипажа да какого-то бедолагу, который наперекор ветру брел куда-то по своим делам. Ни души не было и у входа в «Веселого Ганса». Да и откуда им взяться в послеполуденный час? Рановато для увеселений.
Когда мы выходили из экипажа, возница крикнул нам:
— Лошадь от этого урагана совсем спятила. Надо бы поехать да распрячь ее. Пусть малость отдохнет.
— Ну и езжайте себе, — ответил Катон. Ветер смешно растрепал шевелюру инспектора. — Как-нибудь уж обойдемся.
Благодарно кивнув, кучер поехал в направлении ратуши, а мы двинулись ко входу в заведение. Катон немилосердно замолотил кулаками в толстую дверь, пока уже известный нам кабатчик не приоткрыл ее.
— Мы еще не открылись, — рявкнул он и собрался притворить дверь.
— Нас это не касается, — холодно ответил Катон. — Вы нас не узнаете?
— Ах, так это вы! Опять надумали повидать Каат?
— Вы угадали.
— Ну, тогда входите, — недовольно наморщив лоб, сквозь зубы процедил кабатчик, впуская нас. Наш визит явно не пришелся ему по душе.
Он провел нас на верхний этаж, где я невольно бросил взгляд на висевшие в коридоре картины. Все те же безобидные и бесцветные сюжеты. Я спросил себя, повезет ли нам здесь на этот раз больше, или же вновь придется уходить от Каат Лауренс несолоно хлебавши.
Кабатчик позвал владелицу, женщина отозвалась из отдаленной комнаты. Мы вошли в уютное помещение. Серебряные подсвечники на столе, писанная маслом картина на стене. Да, кому вздумается позабавиться здесь с девочками, тот должен выложить пару гульденов в карман Каат Лауренс. Сводня и сегодня была в скромном платье, вместе со служанкой она занималась уборкой постели.
— Пусть служанка выйдет, у нас к вам неотложный разговор личного характера! — требовательно произнес инспектор Катон. — Вас он тоже не касается, — бросил он продолжавшему торчать в дверях кабатчику.
Каат Лауренс выжидательно смотрела на нас, изо всех сил стараясь скрыть волнение. Я заметил, как сводня пару раз судорожно глотнула, изредка бросая взгляды на дверь.
— Наверняка вам понятна цель нашего прихода, — начал Катон.
— Совершенно непонятна, но надеюсь, что вы ее мне объясните.
— Ваш приятель ван дер Мейлен мертв, — хладнокровно произнес инспектор.
— Да что вы говорите! Как же это случилось? Из-за этого урагана?
— Ураган тут ни при чем. Он выпал из окна одного из домов в квартале Йордаансфиртель, где раньше у него была антикварная лавка. Вам-то уж точно известно, что у него там было, так сказать, второе пристанище.
— Ничего мне об этом не известно, — ответила сводня как-то слишком поспешно. — Я вообще с трудом понимаю, о чем вы говорите.
Тут решил вмешаться я.
— Сомнительно, чтобы вы не понимали. Напротив, вы прекрасно нас понимаете.
— Ах, это снова вы. Художник, если не ошибаюсь. Зачем же вы сегодня явились? Уж не похитили ли вас опять?
Вместо меня ответил Катон:
— Попытались было. Но теперь, в отличие от прошлого раза, тому есть неоспоримые доказательства. Как и тому, что вы, госпожа Лауренс, также имеете отношение к жерардистам. Какое именно — еще предстоит выяснить. И если вы не будете запираться, суд обязательно примет это во внимание. Так что выкладывайте все, что вам о них известно, тогда, возможно, вообще не будете привлечены к суду.
Каат Лауренс некоторое время молчала, глядя перед собой.
— Те, о которых вы тут говорите, мне незнакомы. Я даже не слышала ни о каких жерардистах, как вы выражаетесь. Обвинять вы меня можете сколько угодно, но извольте представить доказательства. И суд от вас их потребует. Так что лучше уж оставьте меня в покое!
Формально трудно было возразить ей, и мы как побитые собаки покинули заведение. Едва мы оказались за порогом, как я дал волю чувствам, всласть побранившись.
— Утихомирьтесь вы, Зюйтхоф, никто ваш план не осуждает. А эта Каат Лауренс — продувная бестия. Наверняка знает куда больше, но начни я действовать вопреки закону, тут же на ней зубы обломаю. Вот так-то.
— То есть? — не понял я.
— Я мог бы как следует надавить на нее, может быть, даже при этом и нарушить закон, но… Не предъявив неоспоримых доказательств, я на подобное пойти не могу. Вот если бы кто-нибудь действовал, скажем, по поручению амстердамского участкового суда…
Я прекрасно понял инспектора.
— Все верно, но в таком случае Каат Лауренс могла бы обратиться за зашитой к властям.
Катон, не отвечая, смотрел перед собой на подгоняемые ветром опавшие листья.
— Очень некстати эта буря. Теперь у городской стражи будет хлопот полон рот — надо ликвидировать последствия урагана. Так что властям сегодня вечером явно будет не до «Веселого Ганса».
Буря не улеглась и к вечеру, перевернув килем вверх не одну баржу в водах каналов и не один дом оставив без крыши. Повсюду люди заколачивали досками окна, чтобы хоть как-то уберечься от стихии. Словно силы преисподней ополчились на Амстердам, грозя сровнять его с землей.
Когда мы направлялись на Антонисбреестраат, на город опустилась необычная для этого времени дня темнота из-за нависшей исполинской тучи. Стоило взглянуть на нее, как мне начинали чудиться демонические лики, готовые растерзать Амстердам из-за того, что их нечестивые планы оказались под угрозой. Ну вот, разве вон там не торчат бесовские рога? А вон там? Да это ведь недобрый прищур дьявола! Я невольно замер на месте от охватившей меня паники, и Роберт Корс наткнулся на меня.
— Что это с вами, Зюйтхоф? — недоумевая, спросил он. — Оттого, что вы пялитесь на небеса, буря, знаете ли, не утихнет.
— А вы разве не различаете лицо вон там? — показал я рукой вверх.
— Где это вы видите лицо? На облаках, что ли?
— Ладно, ладно, замнем, — смешался я. Нет уж, хватит распускаться. А то Роберт Корс, чего доброго, подумает, что я перепил.
Может, хозяин борцовской школы прав и никакого лица там не было, а все лишь почудилось мне. Вероятно, проклятая синева никак не желала оставить меня в покое, желая затащить в мир иллюзий, из которого я чудом бежал.
Мы шли по улицам города и вскоре оказались у входа в «Веселого Ганса». Окна заведения были освещены, но вой ветра заглушал доносившиеся изнутри звуки. Охранник, как обычно, торчал у дверей, на сей раз под защитой навеса над входом. Для пущей важности, а также чтобы уберечься от ветра, он нахлобучил на лоб широкополую шляпу.
