Он сделал из рукава испорченной накидки подобие тампона и приложил к ране. Сесили открыла глаза.
— Лукас? — прошептала она. — Ты его поймал? Ты его видел?
— Тсс. За ним побежал Кристиан. Нет, я ничего и никого не видел, кроме тебя.
Он не стал добавлять, что видел, как она пошатнулась, когда в нее попала пуля. Словно только сейчас почувствовав свою рану, Сесили сказала:
— У меня болит плечо. Что случилось?
— Этот подонок в тебя выстрелил, — процедил Лукас сквозь зубы. — Вот что случилось.
— Дневники! — Сесили заволновалась и попыталась сесть. — Вы их получили?
— Нет. — Лукас снова уложил ее на спину. — Об этом мы поговорим дома. А сейчас лежи спокойно.
— Дома. Надеюсь, ты имеешь в виду Херстон-Хаус? Потому что я не собираюсь ехать в Уинтерсон-Хаус.
— Что это значит? Конечно, ты поедешь в Уинтерсон-Хаус! Ты же герцогиня.
— Вот как, я герцогиня? Из этого следует, что, когда герцог возвращается в Лондон, меня должны об этом оповещать. Ты со мной не согласен?
Она снова попыталась сесть, и на этот раз Лукас не позволил.
— Нет, — ответил он. — Поскольку у герцога есть очень веские причины держать свое возвращение в секрете.
— Вот как? И что же это за очень веские причины? Наверное, он хочет убрать герцогиню с дороги, чтобы она не вмешивалась в его тайное расследование дела, над которым они раньше работали вместе?
— Черт возьми, это не так! Герцог… — Лукас замолчал и провел пятерней по своим взлохмаченным волосам. Потом попытался снова: — Я хотел защитить тебя от этого подлеца, который уже убил моего брата и, вполне возможно, намерен убить тебя.
Сесили замотала головой:
— Нет, это недостаточно веская причина. Ты помнишь, как мой отец всегда объяснял свое несогласие, когда я занималась научной работой?
Сесили смотрела на Лукаса совершенно ясными глазами, их серьезный разговор, словно солнечный свет, развеял остатки тумана в ее сознании.
— Он всегда говорил, что хочет меня защитить, — продолжала Сесили, — что не хочет, чтобы я перегружала свой мозг, потому что это может повредить моему здоровью. Так же, как прежде пострадало здоровье моей матери.
— Это не одно и то же, — возразил Лукас. — Тревоги твоего отца были безосновательными, он боялся какой-то неопределенной опасности. А в нашем случае все реально. Опасность очень, очень велика. Этот человек уже виновен в одном убийстве и сегодня попытался совершить новое.
— Да. Но откуда мы знаем, что он стал в меня стрелять не потому, что увидел здесь тебя и лорда Монтейта? Ведь он ясно написал, что я должна прийти одна!
— Но ведь ты сама попросила Кристиана пойти с тобой!
— Да, сама. Только я рассчитывала, что он скроется сразу же, как только я найду место, где буду ждать автора записки.
В это время вернулся Кристиан, и это избавило Лукаса от вероятности сказать что-нибудь, о чем он впоследствии пожалеет. Кристиан запыхался и выглядел очень расстроенным.
— Негодяй от меня ушел, — сообщил Кристиан, тяжело дыша. — По ту сторону пешеходного мостика его ждала лошадь, и он вскочил в седло раньше, чем я успел разглядеть его лицо. — Он мрачно посмотрел на друга. — Мне не следовало…
Но Лукас его остановил:
— Мы все обсудим позже. Сейчас я должен доставить жену домой и вызвать врача. — Сесили сидела на удивление тихо, и Лукас опасался, что причина в ее ранении. — Монтейт, я тебя подвез бы, но приехал в фаэтоне.
— Я возьму кеб.
Кристиан кивнул другу, поклонился Сесили и быстро зашагал в ту сторону, откуда только что вернулся. Лукас осторожно, стараясь не потревожить ее рану, посадил жену в открытый экипаж и сел рядом. Путь до Уинтерсон-Хауса они проделали за рекордно короткое время. Всю дорогу до Мейфэра оба молчали, но как только Сесили поняла, что Лукас везет ее не в Херстон-Хаус, запротестовала:
— Я хочу поехать к отцу и Вайолет!
Лукас остановил лошадей перед входом в их лондонский дом.
— Мы обсудим этот вопрос не на улице, а в доме, как цивилизованные люди, — сказал он.
Сесили хотела было возразить, но, видя, что муж не в настроении спорить, промолчала. Лукас взял ее за талию и поставил на землю, потом на руках внес по ступеням парадного входа в дом. Его властное поведение было просто возмутительным, и Сесили с большим трудом сдержалась, чтобы не запротестовать. Но стоило ей увидеть выражение лица Лукаса, как она сразу поняла, что возмущаться бесполезно. Как только они оказались в доме, герцог рявкнул Уоткинсу, чтобы тот послал за врачом, потом с Сесили на руках стал подниматься по лестнице на второй этаж. Подняться нужно было на два пролета, и Сесили знала, что она не легкая, но Лукас, казалось, даже не заметил этого.
Наконец он открыл дверь ее гостиной и опустил Сесили на козетку, поставленную перед камином.
— Благодарю вас, ваша светлость.
Фраза прозвучала более чем холодно, но Сесили ничего не могла с собой поделать. Она сердилась на Лукаса сразу по нескольким причинам и не собиралась вести себя так, будто ничего не произошло, когда в действительности произошло: случилось нечто до крайности ее возмутившее.
— Пожалуйста, — напряженно ответил Лукас. — А теперь, может, соизволишь рассказать, что тебя толкнуло так глупо рисковать собственной жизнью? Если бы Кристиан не послал за мной…
Сесили перебила мужа:
— О! Давай обсудим, как Кристиану удалось послать за тобой. Объясни мне, пожалуйста, почему твой друг знал, что ты вернулся в столицу, а жена — нет?
Лукас резко ответил:
— Я не обязан объяснять тебе свои поступки! Но одной из причин были как раз твои сегодняшние действия.
Сесили сжала кулаки.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты же не будешь отрицать, что непременно стала бы впутываться в мое расследование?
Сесили вспылила:
— Я не впутываюсь! Если я считаю, что могу быть чем-то полезна в поисках убийцы Уилла, почему бы мне не сообщить об этом тебе?
— Сесили, ты не просто сообщаешь. Ты начинаешь действовать самостоятельно. Когда у тебя появляется какая-то идея, ты переходишь от мыслей к действиям с прямо-таки молниеносной скоростью. Это прекрасно, когда ты занимаешься своими научными исследованиями, но в реальном мире это может кончиться тем, что тебя убьют.
— О, милорд, прошу прощения, — проговорила Сесили с преувеличенной вежливостью. — Я думала, что живу в реальном мире. У меня даже мысли не было, что мне предназначено оставаться в вымышленном мире, где обитают только ученые с их нелепыми представлениями.
— Не будь ребенком! — отрезал Лукас. — Я не хочу уязвить твою гордость, а пытаюсь уберечь тебя от опасностей.
