Вначале Адамом двигала жажда возмездия за нанесенное ему оскорбление, но стоило ему обнять ее и прильнуть губами к ее губам, как он забыл обо всем, счастливый от сознания, что вновь держит в объятиях свою жену. Адам жить без нее не мог, мечтал о ней день и ночь, но из гордости скрывал свои чувства. Однако сейчас он уже не в силах был оттолкнуть ее. Отчаяние, ярость и страх отступили перед безумной жаждой обладать ею. Он любил ее! Хотел ее! Все остальное не имело никакого значения.
Адам не в силах был оторваться от ее грудей, от них исходил какой-то пряный аромат, как и от всего ее удивительно нежного тела. Желание становилось все неистовее, он с трудом сдерживался, чтобы не войти в ее горячее лоно. Саванна полностью отдалась во власть Адама, все крепче прижималась к нему, извивалась в его объятиях и чувствовала, что он изнемогает от желания и близок к завершению любовного поединка. Его одежда мешала ей ощущать его горячее тело, и она со стоном разорвала ее. С губ Адама едва не слетело проклятие, и он, оторвавшись от ее губ, умудрился за несколько секунд сбросить с себя галстук, рубашку, жилет и камзол, которые разлетелись в разные стороны, затем снял ботинки и снова заключил Саванну в объятия. Время будто остановилось. Мир исчез. Не осталось ничего, кроме их безумного желания. Адам, придерживая ее за бедра, прижался к ней так, чтобы она почувствовала между ног его мужское могущество. В каждом его движении сквозила нервозность, словно он боялся, как бы Саванна не вырвалась из его объятий, а к нему не вернулось благоразумие.
Адам стонал от удовольствия, ощущая на плечах и спине руки Саванны. Она то нежно гладила его, то впивалась ногтями в кожу, когда он покусывал ее восхитительные соски. Наконец он не выдержал и сорвал с нее платье, змейкой свернувшееся у ее ног.
Словами не передать, какой восторг охватил Адама, какое он испытал блаженство, когда увидел Саванну без одежды, во всем ее великолепии, ощутив под ладонями ее нежное податливое тело. Он смотрел на нее, не в силах унять бившую его дрожь и не довольствуясь больше поцелуями и жаркими ласками. Он хотел ее всю. Жаждал с ней слиться, насладиться теплом ее лона, воспарить к небесам.
Смутно сознавая, что делает, Адам повернул Саванну и бережно опустил на стол так, что ее длинные стройные ноги свешивались вниз, а сверкающие волосы разметались вокруг плеч. Теперь он мог любоваться ее чудесным телом, сводившим его с ума. Выпуклостями грудей, пышными бедрами, огненными завитками между ног. В этот момент Саванна являла собой картину, поистине эротическую, о которой Адам и мечтать не мог. Он склонился над ней и продолжал осыпать поцелуями, в то время как она, изнемогая от страсти, щекотала его соски, исторгая из его груди стоны. Затем руки ее скользнули к темной дорожке волос, уходившей вниз, потом дальше, пока не добрались до живого бугорка, рвавшегося на волю. Саванна принялась гладить его, от чего пришла в еще большее возбуждение, которое передалось и Адаму.
Заниматься любовью на столе оказалось гораздо приятнее, чем в постели. Во всяком случае, острота ощущений не шла ни в какое сравнение. Адам устроился между ее свисающими со стола ногами, и она ощущала грудью и животом жар его тела, а спиной прохладу полированного стола. До близости с Адамом Саванна и представить себе не могла, что соски в определенной ситуации могут превратиться в источник наслаждения. Когда же Адам стал пробираться к огненным завиткам между бедер, медленно скользя пальцами по ноге, затрепетала, выгнула спину и стала тихонько постанывать от удовольствия.
Адам не мог больше сдерживаться, рывком стянул с себя бриджи, слегка приподнял бедра Саванны, закрыл глаза и, исполненный восторга, вошел в ее лоно. Наконец-то он испытал блаженство, к которому так долго стремился, и, словно в молитве, зашептал:
— О Боже! О Боже! Любимая, любимая, любимая…
Только поэту под силу придать возвышенность извечному влечению мужчины и женщины друг к другу. Воспеть их слияние как нечто прекрасное, благородное, а их животную страсть — как полет духа. Саванна замерла в ожидании экстаза, даря Адаму ни с чем не сравнимое наслаждение и поощряя его, когда он вновь и вновь проникал в ее лоно. Оба, в плену неистовой страсти, приближались к финишу, но Адам не спешил, пустив в ход весь свой сексуальный опыт, чтобы довести жену до экстаза, и был уже у цели. Его копье било без промаха, и каждый удар исторгал из ее груди слабый стон.
Она закрыла глаза, вся напряглась и неслась на волнах желания все выше и выше, к вершине блаженства. И вот с последним мощным ударом копья желанный миг наступил. Все вокруг засверкало, потом озарилось розовым светом. Саванна вскрикнула. Это был крик восторга и ликования.
Потрясенный, Адам невольно залюбовался ее лицом. Оно светилось тихой радостью, смешанной с изумлением. Адам впился в ее губы губами и наконец пришел к финишу.
Ураган страсти промчался над ними, и теперь оба лежали умиротворенные. Все еще сжимая ее бедра, Адам пробежался губами по ее нежной, бархатной шее. Это было так приятно. Но постепенно Саванна стала возвращаться к реальности, дыхание ее успокоилось, и она едва не умерла от стыда, когда наконец осознала, что лежит на столе совершенно голая в непристойной позе, после того как, одурманенная его ласками, отдалась ему. Первым побуждением Саванны было поскорее бежать от него и забыть о том, что случилось.
Щеки ее вспыхнули. Она простить себе не могла, что так низко пала. Какой позор! Она попыталась высвободиться из его объятий, и тут Адам тоже спустился с неба на землю.
Его изорванный костюм стал свидетелем этой безобразной сцены. Адам быстро поднялся, надел бриджи и хотел помочь Саванне одеться, но она оттолкнула его, соскочила со стола, подобрала с пола свое изодранное платье и, стараясь не смотреть на Адама, с проклятиями стала его натягивать.
Руки не слушались ее, движения были беспорядочными, как и мысли, она никак не могла сосредоточиться. Наконец она натянула злополучное платье через голову и стремглав вылетела из комнаты.
Адам мрачно смотрел на дверь, за которой исчезла Саванна, испытывая сильное желание вернуть ее, и стал быстро одеваться, как вдруг подумал о том, что сейчас лучше оставить ее в покое, дать ей возможность прийти в себя. Только хватит ли у него терпения?
Его размышления прервал стук в дверь. О Боже! Неужели Саванна? Нет. Кто угодно, только не она. Он открыл и увидел на пороге Джека Муни. На его жестком, словно изваянном из камня лице было беспокойство.
— Вы видели? Надвигается буря! — сказал Джек. Конечно же, Адам ничего не видел. Он пропустил Джека в комнату, прикрыл дверь и подошел к окну. Солнце скрылось, а плывшие по небу свинцовые облака не предвещали ничего хорошего. «Только бури сейчас не хватало», — со злостью подумал Адам и, обернувшись к Джеку, заметил:
