— Какую валентинку?
— В небе. Не хотелось писать слишком откровенно, но почему-то я не сомневался, что уж кто-кто, а такая нежная девушка, как ты, точно поймет, что это для нее.
— Значит, это все-таки твоя работа?
— Конечно, моя. Хотел показать, что мечтаю о тебе, но, в то же время, боялся раскачивать вашу с Адамом лодку. Это было бы неправильно. Вот и решил, что лучший способ — признаться в любви и ждать. А еще сказал себе, что даже если придется ждать вечно, буду ждать вечно.
Я молчу. До чего способен довести человека безнадежный романтизм? Но таков Бретт Эллис. Готова ли я ему поверить?
— Ах да. Совсем забыл сказать, что купил Тэкери железную дорогу.
— Какую?
— Ту самую железную дорогу твоего отца. Ты же призналась, что очень не хочешь с ней расставаться. Продавалась на интернет-аукционе еще весной, а пришла по почте совсем недавно.
Не могу удержаться от смеха.
— И что же здесь смешного?
— Ничего. Просто я и сама сделала несколько ставок. Бретт тоже смеется, но потом снова становится серьезным.
— Поверить не могу, что Адам выгнал тебя беременной. Как он смог?
— Видишь ли, — я неловко улыбаюсь, — для этого у него были достаточно веские основания. Но теперь уже все в порядке — мы друзья.
— И что же ты собираешься делать?
— Буду воспитывать ребенка вместе с Тэкери. А ты что подумал? Что откажусь?
— Перл, позволь мне позаботиться о вас. — Бретт наклоняется и умоляюще смотрит в глаза. — Очень хочу тебе помочь. Хочу искупить вину. — Он неожиданно опускается на колени и хватает меня за руки.
— Встань, а то медсестра подумает, что ты делаешь мне предложение, — шутливо предупреждаю я.
— А может быть, так оно и есть. Что бы ты сказала, если бы я попросил выйти за меня замуж?
— Сказала бы, что просьба несколько экстравагантна. — Мы снова смеемся.
— А если серьезно? — Бретт откашливается и принимает театральную позу: теперь он стоит на одном колене. — Перл, понимаю, что вел себя как последний идиот. И все же позволь обратиться с просьбой. Мне безразлично, что ребенок не мой. Главное, чтобы ты была рядом. Пожалуйста, выходи за меня замуж.
Он говорит чуть осипшим от волнения голосом, а смотрит тем самым взглядом, от которого сердце сразу начинает прыгать. Вот и сейчас скачет так, словно пытается поставить олимпийский рекорд. Приказываю себе не спешить с выводами.
— Но ведь я замужем, — привожу веский аргумент. — Дважды нельзя.
— Какая мелочь! — отмахивается Бретт, продолжая упорно смотреть в глаза. Чувствую тепло его рук: нежное прикосновение убеждает красноречивее слов. — Обещаешь подумать?
— Пожалуй, подумаю. — Пытаюсь ответить безразличным тоном, но не очень-то получается. Когда-то рядом с Бреттом я чувствовала себя любимой и защищенной, и сейчас снова очень хочется прильнуть, прижаться, согреться в уютном объятии. Закрываю глаза и наклоняюсь — поцелуй неизбежен.
Бретт тоже устремляется вперед.
— Понимаешь, дело в том… — шепчет он. Губы совсем близко, я даже чувствую дыхание. — Дело в том, что я люблю маму маленького Гевина.
— Что?! — кричу я и открываю глаза. — Кого ты любишь? — Я отталкиваю Бретта с такой силой, что бедняга теряет равновесие и падает.
Сердито вскакиваю. Как он смеет?! Как смеет делать мне предложение, а уже в следующую минуту признаваться в любви к Хизер?! Что же это такое, черт возьми? Решительно шагаю к двери, чтобы выпроводить нахала. Видеть не желаю! Но на полпути внезапно понимаю, в чем дело, останавливаюсь и начинаю хохотать. До чего же способно довести уязвленное самолюбие!
Бретт выглядит растерянным и смущенным — в немалой степени оттого, что сейчас, без одеяла, моя беременность оказывается очень заметной.
— Так ты решил, что это мой малыш? — сквозь смех спрашиваю я. — Каролина сказала, что я поехала на роды в «Кедры», и ты решил, что ребенок мой?
— А что, разве не твой? — недоуменно спрашивает Бретт, сидя на полу.
— Нет. Этого очаровательного мальчика родила Хизер.
— Какая Хизер?
— Папина жена. Ночью поняла, что время пришло, позвонила и попросила помочь. А сейчас уже встала и пошла за завтраком. Вот, — я кладу руки на живот, — вот мой ребенок, и ждать его рождения еще почти месяц.
Бретт в полном замешательстве.
— Это не твой ребенок? — Он медленно встает и показывает на колыбель.
Я решительно качаю головой.
— Но у тебя тоже будет ребенок?
Киваю.
— Через месяц?
Снова киваю.
Бретт садится в освободившееся кресло и крепко задумывается. Наклоняется, переплетает пальцы — зримое воплощение напряженной умственной работы. Интересно, сумеет ли сосчитать? Далеко не все мужчины способны сделать правильный вывод. Но Бретт оказывается смышленым парнем.
— Значит, через месяц? — переспрашивает он, и выражение недоумения на лице сменяется светом надежды. Я загадочно улыбаюсь. — Но ведь пройдет ровно девять месяцев с той удивительной, волшебной, незабываемой встречи. Верно?
— Да.
— Значит, ребенок мой?
— Не обязательно. Возможно, не твой, а Адама. Вижу, как бледнеет улыбка. Ужасно признавать, что даже не знаешь, от кого беременна.
— Но существует вероятность, что мой?
— Да, существует вероятность, что твой.
Бретт подбегает, хватает за руки и начинает кружить по комнате.
— Так ты просто обязана выйти за меня замуж! — ликует он. — Обязана!
— А если отец — Адам?
— Не важно. Какая разница? Выйдешь за меня?
— Я же сказала, что подумаю. — Пытаюсь вырваться на свободу. События развиваются слишком быстро, слишком неожиданно. Голова все еще кружится, но от Бретта не так-то легко отделаться. Он обнимает и целует — медленно, нежно, призывно. Поцелуй продолжается так долго, что ребенку в животе становится скучно, и он начинает сердито брыкаться. Ну, а я понимаю, что будущее окончательно решено.
Фильм «Собака знает все», где Лиззи сыграла главную роль, оказался настолько успешным, что теперь она снимается в продолжении, хотя для этого приходится преодолевать аллергию на шерсть животных. Лиззи умудрилась выйти замуж за режиссера и спустя три недели развестись, а полученные по брачному контракту деньги вложила в создание дизайнерской вагины.
Белла снова ездила в Англию, чтобы провести вместе с семьей Рождество. Рассказывает, что постоянно лил дождь и что следующая встреча состоится здесь, в Лос-Анджелесе: родственники приедут к ней, потому что в Англии невозможно принять по-настоящему горячий душ и все страшно дорого.
