В ответ на его прикосновение Кэтрин открыла глаза, а потом ее ресницы снова опустились, словно под собственной тяжестью.
— Кэтрин, ты меня узнаешь? — тихонько спросил он.
У нее приоткрылись губы.
— Пить… Пить…
— Слава Богу!
В поисках подходящего питья Патрик оглядел спальню. У него под рукой имелось вино с рутой, но оно было слишком горьким. Еще был отвар дудника, но его употребляли, чтобы снять жар. А у нее жара теперь не было, скорее наоборот. Тогда он взял эль, который не допил вчера, приподнял ей голову и поднес кружку к губам.
Кэтрин стала жадно пить, и под конец это страшно утомило ее.
Сев рядом с ней на кровать, Патрик взял ее за руку.
— Кэтрин, ты переборола чуму! Ты это понимаешь? Теперь начнешь выздоравливать. Потребуются только еда и сон. — У него заныло сердце от вида ее худобы, фиолетовых кругов под глазами. — Постарайся заснуть, а я схожу и принесу что-нибудь поесть.
Связав в узел грязные простыни и полотенца, Патрик выбросил их в окно, чтобы потом сжечь. А сам заторопился вниз, сообщить, что Кэтрин пережила этот кошмар.
— Я думаю, что она уже не заразна, но все-таки несколько дней поухаживаю за ней сам. А вы пока приготовьте что-нибудь такое, чтобы у нее разыгрался аппетит.
— Вы не спали несколько дней и ночей, милорд, — напомнил ему мистер Бёрк.
— У меня нашлись силы, но я голоден как волк. Сейчас вернусь.
Он вышел в парк, развел костер и сжег чумное белье. Когда узел превратился в пепел, Патрик спустился вниз, к реке Ли и вдохнул чистый воздух полной грудью. Скинув одежду, окунулся несколько раз, символически смывая с себя грехи. После купания ему показалось, что холодная вода омыла не только его тело, но и душу.
Несколько следующих дней Патрик хлопотал вокруг Кэтрин, лишь бы она быстрее встала на ноги. Начал он с того, что стал давать ей ромашковый отвар, поил бульоном, кормил студнем из телячьих голяшек. Чтобы Кэтрин скорее набиралась сил, давал ей много меда, тем более что она была сладкоежкой. Постепенно она перешла на курятину, рыбу и фрукты. И наконец, очередь дошла до хлеба и мяса. Своими руками он приготовил мазь, перетерев листья чабреца с воском от пчелиных сот, и накладывал ей на то место под мышкой, где вскрывал чумной бубон. Через три дня стало видно, что рана начала затягиваться.
— Боюсь только, останется шрам.
У Кэтрин повлажнели глаза. Патрик сел рядом на кровать и губами отер ее слезы.
— Не плачь, милая.
— Мэгги не стало, — прошептала Кэт. — Я позволила ей умереть.
Она уткнулась ему в грудь, плечи у нее затряслись.
— Неправда, — возразил он. — Ты сделала все, что смогла. Ты любила ее и рискнула жизнью ради нее, хотя чуть не умерла сама. Никто не сделал бы больше. — Он помолчал, потом взял ее за подбородок и заглянул в глаза. — Мэгги являлась мне, чтобы сказать, что тебе нужно помочь.
Кэтрин печально кивнула.
- Мне она говорила то же самое.
Патрик понимал, что жена чувствует себя много лучше, но при этом выглядела такой изможденной, что ему было просто страшно дотрагиваться до нее. На лице сохранялась смертельная бледность с фиолетовыми кругами под глазами. Волосы висели в беспорядке. И все равно она светилась присущей ей красотой. Патрику казалось, что нет вообще никого лучше ее.
Осторожно она ощупала себя под мышкой.
— Вид ужасный, да?
— В тебе не может быть ничего ужасного, Кэтрин.
— Подай мне ручное зеркало.
— Зеркало?
Им овладела легкая паника. Сейчас нельзя было давать ей смотреть на себя. Ее бы это убило.
Он подошел к туалетному столику, сделал вид, что ищет зеркало, а сам засунул его за шкатулку с украшениями.
— Не могу найти. Его здесь нет. — Увидев, что она собирается откинуть одеяло, быстро вернулся к кровати. — О нет. Сегодня тебе еще рано вставать, Кэтрин.
— У тебя такой измученный вид, Патрик. Ляг рядом.
Он скинул сапоги и вытянулся поверх покрывала.
Пальцы Кэтрин нашли его руку и переплелись с его пальцами. Патрик услышал ее ровное дыхание и понял, что она заснула.
— Я люблю тебя больше жизни, Кэтрин.
В темноте он не мог видеть, как на губах Кэтрин появилась таинственная улыбка.
Ранним утром Патрик бесшумно встал с постели и отправился на кухню, чтобы принести ей поднос с завтраком. В саду он нарвал абрикосов и срезал несколько роз.
Кук накрыла поднос кружевной салфеткой, а он поставил на него маленькую вазочку с розами и фаянсовое блюдо с абрикосами. Кухарка нарезала свежевыпеченный хлеб тоненькими ломтиками и протянула ему горшок с жидким медом. Налив напиток в бокал, он понес поднос наверх.
Патрик успокоился, увидев, что Кэтрин еще не вставала, хотя уже проснулась. Заметив цветы, она оживилась.
— Сегодня мы празднуем твое выздоровление.
Он подоткнул ей под спину подушки, поставил перед ней поднос и стал с удовольствием наблюдать за ней. Сначала она понюхала розы. Потом взялась за еду. Но ела совсем мало. Деликатно откусывала кусочки. Малюсенькими глоточками пила медовый напиток. Патрик смотрел и не мог отвести от нее глаз.
— Следующим пунктом в нашей программе значится купание миледи.
Он вытащил ванну из угла, а мистер Бёрк принес два ведра воды. Патрик принял их за дверью и вылил в ванну, заполнив ее наполовину. На руках перенес ее в ванну, сделав вид, что не заметил, как она засмущалась. От нее остались кожа да кости. Ему даже стало немного тревожно, но он скрыл беспокойство.
Она взяла в руки губку.
— Я помоюсь сама.
Патрик вздохнул с облегчением. Своими большими жесткими руками он боялся прикасаться к ее измученному болезнью телу.
— Сейчас поищу тебе сорочку. — Он подошел к гардеробу и выбрал такую, которая, как ему показалось, подойдет ей по цвету. — Тут вот есть очень миленькая розовая.
Кэтрин улыбнулась:
— Персиковая.
Завернув ее в полотенце, он осторожно промокнул влагу, усадил ее на кровать и помог облачиться в персиковую сорочку.
— Не шевелись.
Нервничая и чувствуя себя, словно бык в будуаре, Патрик подошел к туалетному столику и растерянно оглядел все, что лежало на нем.
Он выбрал щетку для волос, — такой маленькой он еще не видел, — а в пару к ней гребешок. Набрал пригоршню шпилек. Выругал себя за неуклюжесть, когда выронил одну-две, и осторожно поднял их. «Господи, помоги!» — мелькнуло в голове.
Наугад выбрав одну прядь, Патрик начал расчесывать ее. Потом взялся за другую. Потом перешел к следующей. И так он вычесал все свалявшиеся волосы. «Теперь переходим к самой трудной части, Хепберн». Он посмотрел на свои неловкие пальцы. «Трудной? Нет, черт знает, какой трудной!»
