— Ты, должно быть, смеялся про себя, глядя на мое скудное приданое. Прикинулся нищим, чурбан.
— Ну что ж, смеялся. Но только немножко.
Ей не было смешно, она насупилась. А он, прислонясь к стене, ухмылялся, глядя на нее без малейшего раскаяния на лице. Негодяй.
— Ладно, Идит, не злись. Ты же мне сказала, что богатство тебя не интересует.
— Не делай из меня дурочку, муж. Ты прекрасно знаешь, что одно дело — не стремиться к богатству, а другое — выбиваться из сил, чтобы свести концы с концами.
— Выбиваться из сил? Ты преувеличиваешь.
— Откуда ты знаешь? Ох, подумать только, я такой виноватой чувствовала себя, когда заказала несколько жалких овец и…
— Двадцать.
— Что?
— Ты заказала двадцать овец, Идит, а не несколько.
— Ох. — Она и не знала, что Эйрик так пристально следил за ее хозяйственными делами. — А коровы! В замке была одна-единственная на все хозяйство, когда я сюда приехала.
— Теперь их восемь. И я удивляюсь, откуда они взялись, — сухо заметил он, поднимая брови.
И снова Идит поразилась тому, что Эйрик оказался более наблюдательным, чем она думала. К ее удивлению, он виновато опустил голову.
— Я и сам собирался купить еще коров. Да только все руки не доходили.
Ее верхняя губа презрительно скривилась.
— Скажи мне, Эйрик, почему ты живешь так убого?
— Для норманна — даже для полукровки-викинга, как я, — неразумно вызывать зависть своих соседей-саксов.
Идит поняла его, хотя это не объясняло нежелания Эйрика сказать о богатстве ей, его жене.
— Как ты думала, чем я плачу всем новым воинам, которых позвал в Равеншир? — Он дергал ее играючи за кудрявый локон и накручивал его на палец, пока говорил.
Идит почувствовала, что краснеет.
— Я не подумала об этом. Конечно же, ведь ты все время смущал мои мысли.
— Да. Это я умею… смущать. Разве нет? — Он усмехнулся и привлек ее к себе, потянув за локон, по-прежнему накрученный на палец. Она старалась не поддаваться сладостному теплу, которое он излучал уже одной своей близостью.
— Ох, ты просто невозможен! А Азе, своей любовнице, — этим ты ей заплатил тоже, верно? — Идит махнула рукой на сокровища, и у нее сжалось в груди при одной мысли об этом. Какой же она была дурой, ведь даже заподозрила Эйрика, что тот расплатился с любовницей ее деньгами. А вместо этого он, несомненно, бросил ей к ногам несметные богатства. Может, даже и не расстался с ней окончательно.
— Немедленно прогони из головы эту противную мысль, — зарычал Эйрик. — Если ты посмеешь обвинять меня в измене после того, как стесала мой хрен до основания, я клянусь, что вырву твой язык и прибью к твоему хмурому лбу.
Идит едва не задохнулась:
— Какой ты вульгарный!
— Да, такой. — Затем он плотоядно улыбнулся. — А ты не хочешь лечь в эти шелка и совершить со мной вульгарную вещь?
Она бросила на него недовольный взгляд, но потом не сумела сдержать улыбку, которая расползлась по ее губам. Он был таким симпатичным, стоя тут со счастливой улыбкой, будто переросший мальчишка.
— Нет, я не стану портить хорошие ткани, валяясь на них вместе с тобой.
— Ах, вечно разумная жена! — Он нежно поглядел на нее, затем добавил, потирая грудь и подмигивая: — Тогда, может, тебе подойдет эта прекрасная шерсть?
Она невольно рассмеялась.
Он протянул к ней руки, и она шагнула к нему в объятия. Хоть и ущипнула его за живот, чтобы показать, что еще не до конца перестала сердиться.
Позже, когда они вышли, держась за руки, из потайного хода, который вел к лачуге батрака, стоявшей за стенами, Идит, перейдя на серьезный тон, сказала:
— Эйрик, я так боюсь за судьбу Джона теперь, когда Эдред стал королем, но мне хочется, чтобы ты знал… — И она замолчала, не в силах справиться с волнением.
— Что, дорогая? — спросил он, пальцем поднимая ее подбородок кверху.
— Мне просто хочется, чтобы ты знал. Сейчас я такая счастливая, какой не была никогда в жизни.
Он попытался пошутить, чтобы рассеять ее серьезность:
— Да, у меня просто талант в том, чтобы делать тебя счастливой, разве нет?
Но она не позволила ему смеяться над своими чувствами.
— Я люблю тебя, Эйрик. Нет, не води глазами по сторонам и не опускай их вниз. Я не прошу тебя отвечать мне тем же. — «Во всяком случае, не теперь». — Видно, женщины устроены по-другому. Знаю только, что я не смогла бы так отдаваться, как теперь, если бы не отдала тебе свое сердце.
— Мне нелегко говорить о таких вещах, Идит. Мне трудно научиться доверию, да и вообще, я никогда не думал, что сумею кого-то полюбить. Дай мне время.
— Дам. — Она улыбнулась ему. — Просто я боюсь, что наступают трудные времена, и мне хочется, чтобы ты знал, что я чувствую. — Она поглядела по сторонам, желая сменить тему, и сказала: — Погляди на тот зеленый луг. Я и не видела его прежде. Как ты считаешь… хммм… вот, может, мы могли бы купить несколько… ну, совсем немножко, понимаешь… коз?
— Коз? — изумился он.
Потом рассмеялся, увидев, что она его дразнит.
— Какая ты красивая, когда улыбаешься, Идит. Если бы ты улыбнулась хоть раз или два, когда изображала из себя старую каргу, то моментально разоблачила бы себя.
— Ты так думаешь?
— Я это знаю, дорогая моя. Даже с моими проклятыми глазами я не смог бы проглядеть красоту твоей улыбки.
— Ох, Эйрик, не говори так о своих глазах. Я люблю твои глаза. — Ведь, в конце концов, именно эти прозрачно-голубые глаза и привели ее в Равеншир.
— Ты? Ах да, они мое слабое место, но…
Она дотронулась кончиками пальцев до его губ:
— У тебя нет слабых мест, мой супруг. Я увидела почти сразу же, что у тебя неладно со зрением, поскольку у моего отца было то же самое, однако это совсем не сказывалось на его мужских достоинствах.
— Ну… — сказал он, словно бы отмахиваясь от ее лести, но Идит видела, что он доволен. Его слабое зрение — единственная слабость, по его мнению, — было уязвимым местом в ее отношениях с мужем.
И она оскорбила его гордость, устроив свой нелепый маскарад.
Идит влюбленными глазами смотрела на него и благословляла судьбу, давшую ей этого человека в мужья.
— В чем дело? Почему ты так на меня уставилась?
— Как?
— Как твой проклятый пес, Принц.
Идит тихо засмеялась. Точное сравнение!
— Хотя я не думаю, Идит, что ты готова… ладно, неважно… — Он намеренно замолк, возбудив ее любопытство. Затем погладил верхнюю губу, не сводя с нее глаз, в которых сверкало озорство.
Подбоченясь, Идит вопросительно наклонила голову.
— … помахать хвостом, — закончил он фразу и расхохотался.
— Тебе это будет сделать легче, у тебя организм удобней устроен, — огрызнулась она, шутливо ударив его в грудь. Он упал на спину, потянув ее за собой.
