— Но если капитан об этом знал, почему позволил дочери выйти замуж за Командора? Что-то толкнуло его на это, что-то, что было сильнее его… — Это вмешался Нюманс, опять намекая на Великого Змея. Дракен не ответил. Нюманс продолжал: — И Командор, почему он хотел Ирис? Он что, ничего не знал об обитателях соседнего дома? Его мать ничего ему не говорила? А Сириус, он знал это, он же мог ему сказать.
— Никто ничего не говорил, потому что никто ничего не знал. Были сомнения, но, повторяю, никто никогда их не прояснял. Возможно, тут замешан сам дьявол, не знаю. Но полагаю, что и сомнение — довольно сильный демон, способный разрушить целую жизнь.
— Но когда Ван Браак увидел юного Командора, он мог бы поговорить с дочерью. Командор не скрывал, что ухаживал за Ирис…
— Меньше всего на свете. Командор даже не скрывал своего имени. Когда он произнес его впервые, я прекрасно помню, я был в гримерной Ирис, — это было после третьего или четвертого спектакля «Турандот», — там была настоящая толкотня. Когда он вошел, такой величественный, элегантный, все замолчали, вокруг него образовалась пустота, а ведь в то время он еще не был так известен. И я услышал, как он обратился к Ирис: «Это потрясающе. Я ваш сосед, но никогда вас не видел. Из газет я узнал, что у вашей семьи вилла в двух шагах от меня и вы любите проводить там лето». И они тут же заговорили о «Светозарной». Ирис была покорена. Надо сказать, Командор производил впечатление. Он не был красив, но все его жесты, слова обладали необыкновенной властью… В его речах ничто не выглядело банальным, а потом эти его глаза — один был светлее другого. Годы спустя Ван Браак иногда говорил, что Командор не мог быть его сыном. Он был высоким, как капитан, с матовой кожей и темными, как у Леонор, волосами, но в нем чувствовалось величие Адамса, его немного дикая сила, его взгляд большой кошки. И этот глаз, светлее другого, говорил мне капитан, тоже был от Адамса, являясь его неоспоримым признаком. Иногда я спрашивал себя: не был ли Ван Браак также очарован Командором, как до этого он был очарован его отцом?
— Вы думаете, его отцом был Адамс? — спросил Тренди.
Дракен на минуту задумался. Его лицо вдруг сделалось спокойным, взгляд — далеким. И только кончики пальцев почти незаметно дрожали.
— Я предпочитаю придерживаться этой версии, — наконец произнес он. — Да, предпочитаю.
— Самая прекрасная хитрость дьявола — заставить нас думать, что он не существует! — воскликнул Нюманс.
— А вернее, давать забвение, — заметил Дракен. — Никто, даже Ван Браак, не пытался понять, хорошо или плохо было то, что делал Командор. Видели, что он влюблен, вот и все. Он был из плоти и крови, платил наличными. Он хотел жениться на Ирис, он положил к ее ногам состояние. Чтобы заполучить Ирис, Командор был готов на любую низость. Я даже думаю, что Ирис полюбила его за эти низости. Иногда это случается с женщинами, вы знаете.
— Значит, она не любила его по-настоящему? — спросила Берениса.
— Поди разберись! Но хватит об этом. Среди поклонников с букетами цветов и журналистов, задававших десятки дурацких вопросов, Командор отличался от всех, от всех остальных. От меня. Ирис увидела его снова, очень скоро, кажется, на следующий же день. В несколько часов я был отодвинут на задний план, чтобы отныне исполнять при ней лишь роль пианиста-аккомпаниатора. У них быстро нашлись общие точки соприкосновения и появились маленькие секреты. И теперь она делила их с ним одним.
Дракен повернулся к Тренди, словно только он один мог сейчас понять его страдания:
— И это, мой юный друг, было труднее, чем все остальное. Обладать телом недостаточно. Но вот разделять секреты… — Похоже, он был немного пьян, слова путались. — …И среди других секретов был Рокаибо. Я уже говорил вам, что Командор был лишен детства. Ирис предложила ему свое. Хотя их связывал Рокаибо, он, несомненно, никогда его не знал. Но что было совершенно точно — Командор не собирался туда возвращаться. Ирис продолжала петь, нещадно эксплуатируя свой голос. Она не хотела уходить со сцены, Командор повсюду следовал за ней, а я следовал за ними. Я стал посредником между Командором и отцом Ирис. Профессор, занимавшийся с ней вокалом, как и Ван Браак, был против ее замужества и особенно детей. Я вел переговоры. Я тоже любил Командора. Как Ирис, как Ван Браак. Только, может быть, малышка Рут… Но вернемся к нашей истории. Ради Ирис Командор устраивал праздники. Было два лета на «Дезираде», два лета, перед которыми она говорила мне: «Я возвращаюсь на „Светозарную“, мне надо отдохнуть». Но она никогда не отдыхала. Оба дома открывали, и начинались пикники, круизы вдоль берега, коктейли со всей этой бандой паразитов, которыми нравилось окружать себя Командору — Леонаром, д’Аржаном, Эффруа, Барберини, только что вышедшим из семинарии, но уже показавшим свои острые зубы…
— А Круз? — прервала его Берениса.
— Нет, она тогда была слишком юной. И неизвестной. Она появилась гораздо позднее, когда под влиянием Сириуса Командор наконец поддался сказкам о черной магии. После связи с Анной Лувуа ему вдруг захотелось зла, колдовства. А вернее, инсценировки магии. В период своего жениховства Командор только играл во все это. Он любил декор «Дезирады», знал, что он производит впечатление, что все эти придуманные Леонор архитектурные штучки добавляют ему таинственности. Но больше всего, больше себя самого он тогда любил Ирис. Как и все мы. И именно она все эти годы все еще объединяет нас. Всех, кроме Круз. Потому что она появилась позднее. Она ничего не понимает в Ирис. Завидует ее голосу. Единственная власть, которую Круз имеет над Командором, — это магия. И еще… Вы же сами видели, из-за Юдит.
Дракен во второй раз произнес это имя. Как бы доказывая, если это, действительно, требовалось, что он все видел и слышал, что никогда ничего не забывал. Тренди вдруг вспомнил о табличке с ее именем в ящике туалетного столика Круз. Ее ли он бросил в озеро? У него перед глазами стояла эта табличка с черными и красными узелками, привязывавшими злую судьбу. Последнюю судьбу после цепи всех несчастий. Но что он мог этому противопоставить?
— Возможно, вы не успеваете следить за моим рассказом, — продолжал музыкант, немного помолчав. — Сложно понять, что происходило между Ирис и Командором. В них было столько обаяния, столько ошеломляющей красоты! И потом, не забывайте о безумной любви, которую Ван Браак питал к своей дочери. Однако не думайте, что он не любил Рут. Но малышка была такой дикаркой, молчуньей! В такие моменты мы просто боялись ее. Она смотрела на нас так мрачно, что нам становилось стыдно. Она слишком напоминала капитана. Юдит тоже его напоминает. Я наблюдал за ней на «Дезираде». Это бунтарка, одиночка, сорвиголова, как Ван Браак. К счастью, это девочка. Если у нее будут дети…
