— У тебя такие большие ступни, — улыбнулась она.
— Теперь садись ты, — велел он и снял с нее туфли, чулки и подвязки, лаская обнаженную ногу.
Элизабет блаженно вздохнула, встала, увлекая его за собой, и развязала полотняные подштанники, которые сегодня были на нем. Обычно он не носил ничего подобного.
Когда он остался обнаженным, она коварно усмехнулась:
— Теперь, сэр, вы полностью в моей власти.
— Но прежде, мадам, мы должны оказаться на равных, — ответил он, снимая с нее сорочку, — потому что я тоже хочу делать с тобой все, что пожелаю, моя любимая, моя жена.
Они обнялись, отчаянно сжимая руки.
— Знаешь, как сильно я тебя хочу?
— Да, — кивнула она, весело блестя глазами. — Твое желание вполне очевидно, любимый.
Наклонив голову, он завладел ее губами в долгом, медленном поцелуе, сплетая свой язык с ее языком. Наконец, отстранившись, он стал осыпать поцелуями ее опущенные веки, щеки, лоб и губы, испивая нектар ее пробуждающейся страсти.
— Я люблю тебя! Люблю! — шептал он, поднимая голову.
Из-под густых ресниц показались слезы, но глаза оставались закрытыми.
— Я никогда не была так счастлива, Бэн. Клянись, что больше ты никогда не покинешь меня! Клянись!
— Открой глаза — и увидишь правдивость моего обета, — потребовал он и, когда их глаза встретились, объявил: — Только смерть разлучит нас, Элизабет, а с ней не поспоришь. Но я буду всегда любить тебя. Даже лежа в могиле! Мы и в смерти с тобой не расстанемся.
Он подхватил ее на руки и положил на пахнущие лавандой простыни.
Элизабет протянула руки и привлекла мужа к себе.
— Я люблю тебя, Бэн, сын Колина, — прошептала она с улыбкой.
Он начал ласкать ее груди. Теперь они были полнее, чем раньше, и он вспомнил о сыне, который жадно сосал эти прелестные груди.
Бэн раздвинул нежные створки ее лона и ощутил, что она уже стала влажной от собственного желания. Он стал играть с чувствительной плотью, теребя драгоценный камешек ее лона, пока она не застонала. Пока ее любовные соки не оросили его пальцы.
Он встретился с ней глазами и поднес эти пальцы к ее губам.
Элизабет удивленно взглянула на него.
— Я жажду еще раз ощутить твой пьянящий вкус, жена, — прохрипел он. — Я должен получить еще больше.
Его голова оказалась между ее бедрами, и он стал жадно лизать трепетную плоть.
Элизабет изумленно вскрикнула, когда его язык скользнул в самое потаенное местечко, но тут же поняла, что наслаждается каждым его движением.
И услышала собственный голос, моливший его не останавливаться.
Ее пальцы зарылись в густые темные волосы.
Он стал лизать ее бедра, проник языком в ее любовный грот.
Она почти закричала, когда по ее спине пробежал озноб наслаждения.
— Бэн! — ахнула она, но он был так отчаянно захвачен собственным вожделением, что почти не слышал ее голоса.
Не в силах больше сдерживаться, он приподнялся и глубоко погрузился в ее тепло. Он был поглощен ею и не обратил внимания на крик боли: за два месяца, прошедших после рождения ребенка, ее лоно еще не до конца восстановилось.
Но она хотела его так же сильно, как он — ее.
Элизабет обхватила ногами его талию и, потеряв над собой власть, впилась ногтями в спину. Никогда раньше их наслаждение не было столь острым.
— Бэн! Бэн! — выкрикивала она его имя, и малыш в колыбели сонно захныкал.
— Давай! — простонал Бэн. — Я больше не могу ждать. Поспеши!
— Вместе! — прошипела она, сдавливая потаенными мышцами его копье.
Он вскрикнул, когда волна наслаждения подняла ее и утопила в своей глубине.
Оба задыхались, он откатился от нее, лег на бок и прижал к губам ее руку.
Маленький Том принялся жаловаться на голод.
Элизабет соскочила с кровати и, подбежав к колыбели, взяла сына. Положила его на кровать, сменила пеленки и поднесла к полной груди.
— Почему бы тебе не найти кормилицу? — спросил Бэн.
— Зачем? Я вполне смогу выкормить его сама, — запротестовала Элизабет. — Не хочу отдавать его в деревню, там он может заболеть.
— И все же найди кормилицу, — повторил Бэн. — Она может жить в доме и кормить его здесь. Не желаю ублажать свою жену, когда рядом лежит сын.
— Но еще слишком рано, Бэн. Обещаю, что к Двенадцатой ночи возьму кормилицу.
— К Михайлову дню, — твердо ответил Бэн. — Дольше я ждать не намерен.
— Ты сказал, что больше никогда не покинешь меня! — вскрикнула она, и малыш громко заплакал.
— И не покину, — пообещал он, — но побью тебя за непокорство.
— Не посмеешь!
Он лукаво улыбнулся:
— Хочешь проверить, жена?
Элизабет вскинула голову. Похоже, он говорит серьезно.
— Пусть Фрайарсгейт принадлежит тебе, но ты, дорогая, принадлежишь мне. В глазах закона и в глазах церкви, — напомнил он.
— Это несправедливо! — возразила Элизабет.
— Несправедливо. Но я воспользуюсь правами мужа, если ты не подчинишься. Не хочешь же ты, чтобы я сам нашел кормилицу и привел ее в дом? Тебе лучше посоветоваться с Мейбл. Ты знаешь, как я люблю тебя и нашего сына, но не стану делить с ним эту спальню дольше, чем это необходимо.
— Никогда не думала, что ты способен кого-то запугивать, — пробормотала она, прижимая Тома к груди. — Знай я это, не вышла бы за тебя.
— Никогда не думал, какой маленькой фурией ты можешь быть, Элизабет, любимая, но, даже знай я это, все равно бы женился на тебе.
Элизабет рассмеялась:
— Дьявол меня побери, муженек, если мы не подходим друг другу! А мы подходим, и очень. Но если мы будем любиться часто, я снова забеременею. Ты этого хочешь, Бэн? Еще детей?
— Да, — ухмыльнулся он. — Но на этот раз сделаем дочку, Элизабет!
— Все равно я не смогу забеременеть, пока кормлю, — фыркнула она.
— Михайлов день, — повторил он, гладя пальцем темную макушку сына.
Утром, когда мать готовилась уезжать, Элизабет отвела ее в сторону.
— Расскажи, что нужно делать, чтобы не забеременеть слишком быстро? — попросила она.
— Спроси Нэнси, дорогая, — улыбнулась Розамунда. — Я уже дала ей рецепт. Она, разумеется, шокирована, но очень хочет проверить, поможет ли. Поможет, и обязательно.
— Бэн хочет, чтобы я нашла кормилицу для Тома. Такую, которая будет жить в доме.
Розамунда кивнула:
— Сделай, как он просит, но немедленно начинай принимать эликсир.
— Я буду кормить Тома до Михайлова дня, — сообщила Элизабет.
— Не верь сказкам старых дур о том, что кормящая мать не беременеет. Это вовсе не обязательно. Я забеременела твоим рано умершим братом, когда кормила тебя, — предупредила Розамунда.
