Тихий стук входной двери заставил Августу вскочить. Послышались негромкие голоса двух мужчин и шум шагов в холле. Она быстро подбежала к двери и, открыв ее, обнаружила на пороге довольно мрачного Гарри и улыбающегося Питера.
Питер поклонился с нарочитой галантностью:
— Добрый вечер, мадам! Позвольте сообщить вам, что вы удивительно удачно оделись для вечернего события. Ах, этот бархатный плащ, эти бархатные сапожки! Как это смело, мадам! Ну разве она не очаровательна, Грейстоун?
Гарри нахмурился:
— Она выглядит, как разбойник с большой дороги. Ну ладно, нам пора. — И своей эбеновой тростью он указал обоим на дверь. — Я бы хотел, чтобы все это поскорее закончилось.
— А разве мы отправимся не через окно библиотеки? — спросила Августа.
— Нет. Мы выйдем через кухню, как нормальные цивилизованные люди.
Августа скорчила гримаску Питеру, выходя следом за Гарри из библиотеки.
— А что, он всегда такой мрачный, когда ведет расследование?
— Всегда, — заверил ее Питер. — Он у нас изрядный брюзга, наш Грейстоун. И ни малейшей любви к приключениям!
Гарри свирепо глянул на них через плечо:
— Тихо вы оба! Я не желаю будить всех слуг в доме.
— Да, сэр, — пробормотал Питер.
— Хорошо, сэр, — прошептала Августа.
Все трое благополучно выбрались в сад, и оказалось, что фонарь им не понадобится: светила такая луна, что хорошо видны были даже камни на тротуаре, а теплый свет в окнах особняка леди Арбутнотт служил отличным маяком.
Когда они были почти у дома Салли, Августа заметила, что в нижних этажах свет почему-то погашен.
— Значит, Салли ждет нас у черного хода?
— Да, — тихо ответил Питер. — Она проведет нас прямо в библиотеку, там мы и поговорим.
Они подошли к калитке сада леди Арбутнотт, и вдруг Гарри остановился.
— Калитка открыта, — сказал он.
— Наверное, Салли, ожидая нас, заранее послала слугу, чтобы отпереть ее, — предположил Питер, толкнув тяжелую калитку. — Не думаю, чтобы у Салли теперь хватило сил самой дойти до калитки.
— Я тоже все удивляюсь, как это она находит в себе силы по-прежнему руководить «Помпеей», — прошептала Августа.
— Но клуб — единственное, что удерживает ее на этом свете. Да еще, пожалуй, удовольствие, с которым она снова участвует в очередном расследовании под руководством Гарри, — признался Питер.
— Тихо! — приказал Гарри.
Августа плотнее запахнула плащ и покорно умолкла. Она шла следом за Гарри, а Питер замыкал их маленький отряд.
И тут она чуть не налетела на мужа: Гарри опять неожиданно резко остановился.
— Ой! — Она с трудом удержалась на ногах. — Гарри, в чем дело?
— Что-то не так. — Голос Гарри звучал подозрительно ровно, и это встревожило Августу больше всего. Она вдруг заметила, что он как-то странно сжимает в руке свою эбеновую трость.
— Что-то случилось? — Питер, оставаясь в тени, говорил очень тихо; игривость тут же исчезла из его тона.
— Задняя дверь открыта. Света в доме нет, и Салли нигде не видно. Сейчас же отведи Августу домой. А потом сразу возвращайся сюда, только сначала убедись, что она добралась до дому целой и невредимой.
— Все понял. — Питер подхватил Августу под руку. Но Августа быстро увернулась и торопливо заговорила:
— Нет, Гарри, пожалуйста, позволь мне пойти с тобой! Может быть, Салли совсем плохо. Может быть, это потому… — Августа испуганно вскрикнула, наступив кончиком башмака на подол женского платья, выглядывавшего из-под груды веток. — О господи, нет! Салли!
— Августа, какого черта… — Гарри обернулся и бросился к ней.
Августа уже стояла на коленях, яростно разбрасывая ветки и листву.
— Это Салли! Ах, Гарри, я знаю, это она! Она, должно быть, упала здесь в обморок. Салли?
Августа коснулась подруги, одетой в дорогое шелковое платье, и ее черные перчатки сразу промокли от крови. Рукоять кинжала, все еще торчавшего из груди Салли, тускло поблескивала в лунном свете.
— Будь он проклят, мерзавец! — Голос Гарри звучал поистине страшно. Он, ломая кусты, упал на колени возле Салли и схватил ее за руку, пытаясь нащупать пульс. — Она еще жива!
— Господи! — Питер тоже пробрался к Салли поближе. Увидев кинжал, он выругался. — Ах, чертов сукин сын!
— Салли? — Августа сжимала бессильную руку подруги. Рука была ледяная. Салли умирала. Это было ясно…
— Августа? Это ты, дорогая моя? — Голос Салли скорее напоминал шелест. — Я так рада, что ты здесь. Знаешь, так неприятно умирать в одиночестве! Как раз этого-то я боялась больше всего.
— Мы все здесь, Салли, — тихо промолвил Гарри. — Питер, Августа и я. Ты не одна.
— Друзья мои. — Салли закрыла глаза. — Так будет лучше. Боли уже стали совершенно невыносимыми. Ужасно! Знаете, вряд ли я вытерпела бы много дольше. И все же я предпочла бы уйти сама.
На глазах Августы выступили слезы. Она сжала руку Салли, словно стремясь передать ей часть собственных сил.
— Салли, кто это сделал? — спросил Гарри. — Паук?
— О да! Должно быть, он. Но лица его я так и не увидела. Но он знал о списке. Знал, что я его раздобыла. А раздобыла я его у повара.
— Какого повара? — мягко спросил Питер.
— Бывшего повара клуба «Сабля». Я получила этот список сегодня утром.
— Чтобы тебе гореть в аду, проклятый Паук! — прошептал Гарри. — Он мне заплатит за это сполна, Салли!
— Да, я знаю, Грейстоун. На этот раз ты до него доберешься. Я никогда не сомневалась, что в один прекрасный день ты с ним расквитаешься за все. — Салли страшно закашлялась.
Августа еще крепче сжала ее руку, слезы лились у нее из глаз, смешиваясь с кровью Салли. Ей уже приходилось когда-то вот так же держать за руку любимого человека и беспомощно смотреть, как жизнь в нем трепещет, точно пламя тонкой свечи на ветру, потом вспыхнет и погаснет навсегда. И не было на свете ничего ужаснее этого последнего долга.
— Августа?
— Ах, Салли, мне будет так тебя не хватать! — сквозь слезы проговорила Августа. — Ты была моим лучшим другом.
— И ты была моим лучшим другом, милая. Ты дала мне куда больше, чем можешь себе представить. А теперь отпусти меня. Время пришло.
— Салли!
— Не забудь открыть книгу, Августа.
— Нет, не забуду!
И Салли не стало.
Гарри обнимал рыдающую Августу. Он не знал, как утешить ее. И не было большей боли, чем осознавать, что он бессилен хоть как-то умалить ее боль. Способность предаваться горю со всей силой чувств, без сомнения, свойственно всем нортамберлендским Баллинджерам, и Гарри даже немного завидовал Августе, что она может излить свои страдания в слезах. Что же касается его самого, то он сейчас мог думать только о том, как отомстить.
