— Все они были заключенными, совершившими ужасные преступления… или не совершавшими ничего.
Том рассказывал о том, как страдали узники в трюмах во время длительного путешествия по океану.
Как они выстраивались на палубе, прибыв на эту выжженную солнцем землю, как из них делали рабов, которые должны были отрабатывать свое время ссылки. Он описывал золотой дрок и эвкалиптовые деревья, разноцветных птиц, какаду с серо-красными хохолками, которых называли «гала», смеющегося зимородка, которого называли «хохочущим ослом».
Теперь мы часто слышали крик, имитирующий зимородка.
— Это полезно на случай, если дети потеряются, — сказал Том мисс Стрингер, — или когда их нужно вызвать из сада.
Кроме того, мисс Стрингер одобряла изложение исторического материала в колоритном пересказе Тома Марнера. Так что даже она не возражала против его присутствия в доме.
Все эти разговоры об Австралии, естественно, заставляли меня еще чаще думать о Патрике. Я размышляла о том, чем он может сейчас заниматься и часто ли он думает обо мне. Должно быть, он упрекает меня за то, что я позволила усомниться в нем. В глубине души я не сомневалась… но все-таки где-то оставался этот унизительный страх.
Я думала, что до конца своих дней буду тосковать по нему, верить в него… или же всегда останется эта тень сомнения?
Что-то говорило мне: даже если бы это было правдой, любя его по-настоящему, я не оставила бы его.
Разве понимание и прощение не являются самой сутью любви? Как там говорится? «В болезни и во здравии…» Если это было болезнью, то разве я не обязана была понять его и помочь?
Тогда он пришел в такой ужас оттого, что я не поверила ему. Мне хотелось кричать, что я поверила.
Это было правдой. Но проклятые сомнения оставались.
До чего же печальной оказывалась жизнь! Взять хотя бы постоянно грустную Селесту. Почему нельзя жить просто, легко, подобно таким людям, как Том Марнер?
* * *
Я любила оставаться наедине со своими размышлениями, хотя они были далеко не радостными. Временами я была готова написать Патрику, упросить его вернуться, восстановить прежние отношения и думать о совместном будущем.
Но я понимала, что такой жизни, о которой мы мечтали, уже не будет. Память о случившемся не исчезнет. Думаю, мое столкновение с Жан-Паскалем, который с тех пор ни разу не изволил посетить свою сестру, дало мне возможность лучше понять ужасное положение жертвы такой ситуации. Я не смогу забыть искаженное страхом лицо Белинды, ее потрясение случившимся.
То, что детей так заинтересовал Том Марнер, позволяло мне побыть в одиночестве, и я довольно часто стала выезжать верхом. Тишина деревенских проселков действовала умиротворяюще, хотя мысли о Патрике не покидали меня и я считала, что расставание с ним навсегда омрачит мою жизнь.
Однажды мой путь домой пролегал мимо таверны «Судья-вешатель». Я придержала лошадь, чтобы взглянуть на таверну, и вспомнила, как Оливер Джерсон водил туда детей, как они в радостном возбуждении пили из кружек разбавленный сидр.
Когда я подъехала ближе, из таверны вышли двое и направились к конюшне.
Я уставилась им вслед, с трудом веря своим глазам, потому что это были Оливер Джерсон и Селеста. У меня сразу появились мрачные предчувствия. Селеста тайно встречается с Оливером Джерсоном! Конечно, тайно, ведь в дом его никто не пустил бы. Что все это могло значить? Я понимала ее положение жены, на которую муж не обращает внимания… но Оливер Джерсон!
Я решила, что если они заметят меня, то мы все окажемся в неудобном положении, поэтому резко развернула лошадь и двинулась в обратную сторону.
Остаток дня я провела, думая о случившемся.
Если мои опасения были верны, нас ожидали крупные неприятности. Возможно, она искала утешения?
Если так, то кому же ей еще и довериться, как не мужчине, буквально излучавшему обаяние и весьма склонному к тому, чтобы утешить жену своего врага?
У них было много общего: оба они были обижены Бенедиктом, оба могли иметь претензии к нему и, весьма вероятно, желание отомстить.
Но какое это имеет отношение ко мне? Пусть мой отчим сам разбирается со своими делами.
Однако за последние недели наши взаимоотношения с ним изменились. У меня возникло ощущение, словно мама находится где-то рядом и просит меня не ссориться с ним и по мере сил помогать ему.
Откуда у меня появились эти странные мысли?
Наверное оттого, что я жила в доме, в котором, по слухам, водилось привидение женщины, чья судьба напоминала судьбу моей мамы.
Мы с Бенедиктом были людьми, которых она искренне любила, и я никак не могла избавиться от мыслей о том, что существуют узы, которые даже смерть не в силах разорвать. Более всего мама желала, чтобы мы с Бенедиктом стали друзьями.
Много я думала о Седеете и Оливере Джерсоне. Я слышала, как он пытался шантажировать отчима, и была уверена, что он беспринципный авантюрист. Знает ли об этом Селеста, или она находится под воздействием его обаяния, вдвойне приятного женщине, которая сознает себя ненужной?
Я решила поговорить с ней.
Я пригласила ее зайти ко мне, сказав, что хочу показать ей одну любопытную вещь. А когда она, ничего не подозревая, пришла, я подумала, что лучше сразу все выяснить.
— Селеста, — сказала я, — это, разумеется, не мое дело, но на днях я проезжала мимо «Судьи-вешателя».
Она побледнела, а затем залилась румянцем:
— Ты видела…
— Да. Я видела тебя, когда ты выходила с Оливером Джерсоном.
Она промолчала.
— Тебе, конечно, известно, что Бенедикт запретил ему являться в этот дом?
Она кивнула.
— Селеста, пожалуйста, прости меня, но…
— Я понимаю, о чем ты думаешь. Ты ошибаешься.
Я отправилась на встречу с ним, потому что… ну, ты ведь знаешь, что он покинул наш дом в спешке.
Я кивнула.
— Он нашел в своем багаже какие-то кружевные салфетки… в общем, мелочи. Он сказал, что, должно быть, второпях забрал их вместе со своими вещами.
Ему показалось, что они могут представлять ценность — кружева ручной работы и так далее, так что захотел вернуть их.
— И они действительно ценные?
— Не знаю. Я никогда их раньше не видела и понятия не имела, что они пропали. Я занесла их в комнату, которую он занимал раньше. Надеюсь, ты не думаешь…
— Нет, конечно, но, видишь ли, Бенедикт крупно поссорился с ним…
— Бенедикт никогда не обсуждает со мной подобные вопросы. Мистер Джерсон сказал, что между ними произошло какое-то недоразумение. Он не хотел, чтобы Бенедикт узнал о том, что мы встретились, и решил, что такой способ наиболее удобен.
