Проснуться утром рядом с Эри, одной рукой сжимая ее грудь, было так же приятно, как то, когда он в первый раз вошел в нежное возбужденное тело Нетти. Спросонья ему показалось, что это Нетти в его объятиях. Он не стал исследовать тело Эри более детально. Он боялся, что если она проснется, ей это не понравится. Причард помнил, скольких трудов ему стоило попасть к ней в постель. Поэтому он вылез, не дожидаясь, пока искушение станет настолько велико, что он не сможет себя сдерживать. В то же время он хотел, чтобы сейчас вместо Эри в постели была Нетти. В этот момент он так хотел получить удовольствие!
Иногда Причард спрашивал себя, скучает ли он по Нетти или только по ее податливому телу?
В полночь Сим поднялся на маяк и разложил на столе завтрак, который ему приготовила Эри.
– Добрый вечер, Сим, – Бартоломью закрыл вахтенный журнал, в котором он делал записи, и поднялся из-за стола. – Ты что-нибудь выяснил в городе?
Сим ответил не сразу. Он достал свою столетнюю трубку из кармана, набил люльку и зажег табак. Затем он выдохнул, и ровные круги дыма пошли по комнате. Бартоломью спокойно смотрел, как эти круги поднимаются к потолку и исчезают. Он знал, что не стоит торопить старика. Любимая фраза Сима из Экклезиаста звучала так: «…время молчать и время говорить…»
Наконец, Сим произнес:
– Похоже, мы были правы, когда подозревали парня. Правду сказал Хеннифи, когда говорил, что парень хочет завести гарем. Девушка живет на дальнем конце топи. Зовут ее Нетти.
Бартоломью смотрел на пенящееся светло-зеленое море на фоне яркого солнечного утра. Он пытался не думать об Эри. Невозможно. Сможет ли он когда-нибудь освободиться от ее чар? Вырвать ее из сердца? Из души? Часть его молкла даже и не пытаться, потому что пока в нем жила любовь к ней, жил и он сам. Ему было больно быть с пей рядом и в то же время так далеко. Его нимфа. Она наложила на него заклятие, опоила его приворотным зельем, не подливая его в вино, а просто вложив его своими губами. Как может быть улыбка такой привораживающей, такой возвращающей к жизни? Она превратила его жизнь, которая, казалось, не стоит даже попыток продолжать ее, в вечный праздник, полный счастья, экстаза и обещания. Как будто его мечта родиться заново исполнилась.
Она была песней в его душе, которая звучала и звучала вновь, становясь все прекраснее. Во сне и наяву, на работе и дома ее любовь звучала в его сердце. Как шепот моря в ракушке, извлеченной из глубины моря, но так и не забывшей, как оно звучит. Как эхо флейты влюбленного на продуваемом всеми ветрами утесе, лишенное слез печали и горя. Как сама Надежда.
Ветер приподнял тяжелую прядь его черных волос со лба, а разноцветная морская пена прохладой ласкала его босые ноги. У него мелькнула мысль, что, если он сбросит с себя чары своей нимфы-колдуньи, он будет похож на ракушку на пляже, выброшенную волной из родной стихии, высушенную солнцем, бессильную и забытую. Он почувствовал себя беззащитным и одиноким.
Над его головой парила чайка, разворачиваясь то в одну, то вдруг в сторону и ловя ветер, который как будто играл на невидимой флейте, извлекая песнь ленивой грации и солнечного света. Ветер изменил направление. На какую-то секунду чайка стала камнем падать вниз.
Несколько хлопков крыльев, и падение прекратилось. Спустя еще секунду, поймав восходящий поток воздуха, она уже устремилась вверх, не прилагая для этого особых усилий. Бартоломью и самому захотелось так же беззаботно взмыть вверх над морем, оставив на земле свою утомленную душу. Как бы говоря ему, что и в небе есть печаль, чайка издала резкий печальный крик. В ту же Секунду Бартоломью почувствовал, что она где-то рядом. Надежда разлилась по телу сладкой истомой. Он повернулся и на возвышении за спиной увидел направляющееся к нему воплощение его мечты.
Эри.
Их глаза встретились – расстояние не помеха любви – и его душа пробудилась.
Эри в нерешительности стояла на краю невысокого утеса, глядя на его фигуру на ровной поверхности пляжа внизу. Его волосы казались длиннее, чем обычно. Он обычно зачесывал их назад, но ветер растрепал его черные кудри. Вниз по животу Эри скользнуло возбуждение.
Если бы она знала, что он хочет побыть здесь один, она бы не стала ему мешать. К счастью, то, что он был здесь, стало для нее такой же неожиданностью, как найти жемчужину и обычном коралловом моллюске, и она не хотела уходить.
Их разделяло тридцать ярдов. А воздух между ними просто заискрился эмоциями, которые вызвала их неожиданная встреча. Удивление. Радость. Тяга друг к другу.
Страсть.
Внутреннее тепло наполнило Эри, когда ноги несли ее вниз по склону к мужчине на пляже. Она хотела броситься к нему в объятия, прижаться к нему и умолять, чтобы он не выпускал ее из своих рук, но какое-то незнакомое стеснение удерживало ее. Так много всего изменилось с того момента, когда он привез ее сюда несколько месяцев назад. Теперь она была миссис Причард Монтир, а Бартоломью был вдовцом. Он тяжело пережил смерть Хестер. Он сделался затворником на маяке, и Эри вдруг испугалась, что он не будет рад встрече с ней.
Неожиданная, необычная дрожь пробежала по телу Бартоломью, когда он увидел, что она спускается вниз по узкой тропинке. Казалось, весь мир замер вместе с ним в ожидании. Даже его сердце остановилось.
Как прекрасна она была, его нимфа! Ее волосы поднимались и ниспадали вокруг ее нежного лица – ветер и солнце играли в них. Ее юбка доходила до лодыжек. Он смотрел на ее великолепную фигуру. Сегодня она не надела плащ, и ничто не мешало ему наслаждаться видом плавных линий ее тела.
Она остановилась в нескольких шагах от него. Ее глаза блестели, как море в солнечном свете. Она смотрела на него, медленно ее пухлые губки растянулись в улыбку. Не в ту удивительную улыбку, пораженную в самое сердце и излучающую свет, в которую он влюбился, а в другую, более покорную.
– Я хотела увидеть море, – просто сказала она.
При звуке ее голоса он словно пробудился, и мир звуков вернулся к нему: шум волн, бьющихся о берег, крики чайки над головой, карканье ворон в деревьях на утесе – звуки казались слитком громкими после тишины, дарившей в его сердце. Кровь забилась у пего в жилах, а сердце замерло. Она ждала его ответа, а он не мог вымолвить ни слова. Казалось, что воздух стал слишком тяжел, сжался и сгустился. Он только и мог думать о том, насколько отчаянно он любит ее. Он лишь смотрел па нее, как будто боялся, что она растворится в утреннем тумане, если он сделает одно неосторожное движение.
Бартоломью увидел, как из-за «деревьев к ним выбежал Аполлон. Собака со всех ног бежала к ним по склону. Подбежав, Аполлон стал прыгать на Эри, Эри сделала шаг вперед, сердито грозя ему, и Бартоломью засмеялся. Казалось, собака толкала Эри к нему в объятья. Он был совсем не против. Он давно уже хотел обнять ее.
