— Боже праведный, мои банкиры открыли вам мое имя? Неужели не осталось ничего святого?
— По моему довольно богатому опыту — нет. По крайней мере когда дело касается денег. В вашем банке есть один работник, которому я когда-то оказал услугу. Когда он узнал, что я пытаюсь выяснить имя нового покровителя одного благотворительного дома, он был так любезен, что согласился оплатить свой долг, сообщив мне ваше имя.
— Понятно. — От ее голоса веяло ледяным холодом. — Вы всегда ведете дела таким образом?
— Когда представляется возможность. Денег у меня достаточно и даже сверх того. Сейчас я склонен думать, что чей-то долг мне — товар гораздо более ценный.
— То есть вы запугиваете невинных людей вроде того банковского клерка?
— Мне казалось, я ясно выразился. Этот клерк был мне кое-чем обязан, в свое время я оказал ему услугу.
— Сдается мне, что быть обязанным отплатить услугой за услугу криминальному лорду — это мало отличается от угрозы или вымогательства.
— Интересно, миссис Пайн, вы сразу родились с такой уверенностью в собственной правоте или приобрели это качество за время жизни в Америке?
Аделаида застыла.
— Вы знаете, что я жила в Америке?
— Об этом упомянул тот же банковский клерк. Но я бы в любом случае догадался: в вашем голосе можно расслышать акцент. Держу пари, вы провели немало времени на Западе.
— Не понимаю, какое это имеет отношение к нашему разговору.
— Я тоже, поэтому предлагаю перейти к более важной теме.
— А именно? — с опаской поинтересовалась Аделаида.
— Поговорим о том, как вы собираетесь меня спасти.
— Интересно, как именно я могла бы это осуществить? Конечно, если исходить из предположения, что я буду расположена это делать.
— Если повезет, моим спасением станет ваша способность работать с энергией сна.
— Признаюсь, я действительно умею считывать энергию сна, — сказала Аделаида, — но способность воспринимать остаточную энергию сна — это не то же самое, что умение манипулировать потоками такого рода ультрасвета.
— Я убежден, что вы можете делать и то, и другое.
— И что же вселило в вас такую уверенность?
— Моя теория подтвердилась вчера утром, когда я услышал о мужчине, найденном в переулке за борделем на Эйвери-стрит. Его нашли лежащим без сознания.
— Но он не умер, — выдохнула Аделаида, — иначе я бы знала…
Она осеклась, спохватившись, что сказала слишком много.
— Он жив, но мне сказали, что его нервная система совершенно расшатана кошмарными снами, которые он видел, находясь в необычайно глубоком сне. Говорят, его коллеги не могли его разбудить в течение нескольких часов.
Рукой, затянутой в перчатку, Аделаида крепче сжала ручку зонтика.
— Я спускалась по лестнице, чтобы уйти через дверь, выходившую в переулок, и в это время он попытался меня схватить. Он заявил, что приметил меня еще раньше в тот же вечер, и ему показалось, что со мной что-то нечисто, как он выразился. Я его узнала: это тот самый охранник борделя, которого девушки больше всего боялись. Меня предупреждали, что он может быть настоящим зверем. Но я не понимаю, как вы могли установить какую-то связь со мной.
— Слухи, которые до меня дошли, навели меня на мысль, что тот, кто привел его в бессознательное состояние, использовал некий психический талант. Как мне сказали, на спящем не было ни синяка, ни царапины. А то, что он и сейчас непонятно бормочет об ужасных кошмарах, позволило мне заключить, что человек, погрузивший его в это состояние, вероятнее всего, умеет обращаться с энергией сна.
— Понятно.
— Этот конкретный охранник, миссис Пайн, убил не одного человека, — сказал Гриффин ровным голосом. — Вам чертовски повезло, что вы остались живы, встретившись с ним.
Аделаида промолчала.
Гриффин подумал, что он только напрасно тратит время, пытаясь объяснить ей безрассудность ее поступков. Если дамочка хочет безрассудно рисковать, это ее дело. Но почему-то он не мог равнодушно предоставить Аделаиду Пайн ее судьбе.
— Если вы уже знали, кто я такая, зачем вам понадобилось встречаться с мистером Пирсом? — спросила она.
— Я хотел быть представленным вам по всем правилам. И он согласился устроить эту встречу.
— Потому что вы с ним союзники?
Гриффин знал, что его ответ ей не понравится.
— Мистер Пирс — мой должник, в свое время я оказал ему несколько услуг.
— Как тот бедняга, который работает в моем банке?
— Пирс бы никогда не выдал вас мне, если вас беспокоит именно это. Он согласился только на то, чтобы предложить вам со мной встретиться, но ясно дал понять, что примете ли вы мое приглашение или нет, решать только вам. Возможно, более интересный вопрос, почему вы согласились прийти сюда сегодня.
— Не говорите ерунду, — сказала Аделаида. — У меня не было выбора. Я понимала, если вы зашли так далеко, что стали наводить справки у мистера Пирса, то в скором времени найдете и меня.
Гриффин не ответил. Ее заключение было верным. Если бы мистер Пирс не согласился устроить эту встречу, он разыскал бы ее сам.
— Скажите, сэр, в чем конкретно состоит ваша проблема? — спросила Аделаида. — Я хорошо осведомлена, что вы не содержите бордели, так что социальные реформаторы вроде меня не представляют для вас угрозы.
— Почему вы так уверены, что я не содержу бордели?
Аделаида небрежно отмахнулась.
— Девушки, которые попадают в благотворительный дом, приносят с собой море сплетен. Они знают гораздо больше, чем многие другие, включая их клиентов или даже содержателей борделей. Они знают, кто занимается торговлей живым товаром, а кто нет. О вас, сэр, ходит много разных слухов, но ни один из них не связывает вас с этим отвратительным бизнесом.
— Что же, я буду спокоен, зная, что мне не грозит нападение ваших налетчиков, — вежливо заметил Гриффин.
— Сэр, вы надо мной смеетесь?
— Нет, миссис Пайн. Я опасаюсь за вашу жизнь. Ясно, что сейчас вы избрали своей мишенью публичные дома Латтрела. Это человек без чести и совести, и совершенно безжалостный. Понятие «угрызения совести» ему не знакомо. Им движет жадность и жажда власти.
— Считается, что именно такими качествами обладает любой криминальный лорд, — холодно сказала Аделаида. — Вы станете утверждать, что сделаны из другого теста?
— Мне казалось, мы только что сошлись во мнении, что я не зарабатываю деньги на борделях.
Гриффину приходилось делать над собой усилие, чтобы его голос не звучал резко. Он подумал, что если им нужно было бы провести в обществе друг друга довольно долгое время, то ему пришлось бы найти какой-то способ заставить ее замолчать хотя бы на время. Ему пришло в голову, что этой цели можно было бы достичь, закрыв ей рот поцелуем.
