— Эмма.
Она посмотрела на своего соседа. Тот, сгорбившись, снова чесал в затылке скрюченным пальцем.
— Кое-кто тебе вполне сочувствует. У нас предложение. Марго говорит, ты можешь принести книги в церковь. Или взять класс в воскресной школе, и церковная десятина будет твоя. Росс говорит, что ты можешь шить на него и его жену. А мы все вместе тебе обещаем: ты можешь взять любого из наших баранов, чтобы он покрыл овец... Задаром...
— Вы все знали, что это...
— Нет, не знал, но догадывался. Мы говорили об этом. Помнишь? Ты принадлежишь своему классу. Монт-Виляр — своему. И довольно об этом. Нам с ним жить...
— Вот и я об этом. Как нам жить рядом с таким тираном?
— Тихо и мирно. Таков порядок. Пока никто не отменял его. Мы будем снимать перед ним шляпы и вежливо кланяться. Мы всячески дадим ему понять, что рады видеть его в церкви. Рады видеть его среди нас и сочтем за высокую честь его участие в новогодней ярмарке...
— Вот так да! Мы будем почитать человека, который ставит себя выше закона, который думает, что может задавить несчастного ягненка и это сойдет ему с рук...
— Вообще-то он не хочет, чтобы это совсем сошло ему с рук. Он предлагает...
— Он предлагает собственные условия. Если ты пригласишь его на новогоднюю ярмарку, меня там не ищи! Хватит злиться, Эмма! И его довольно злить.
— Действительно, с чего бы мне злиться? Ведь правда на моей стороне.
— Быть правым — еще не все.
Эмма поджала губы и отвернулась, сложив руки на груди. Листы документов трепыхались на ветру. И тут она посмотрела на Джона неожиданно просветлевшим взглядом.
— Сын Мейбела изучает право. Он работает в какой-то адвокатской конторе в Лондоне. Он мог бы...
— Господи, да отступись ты! — Джон выпятил верхнюю губу, накрыв ею нижнюю, и раздраженно вздохнул. — Даже если ты захочешь, чтобы дело слушалось в Лондоне, не надейся: он пошлет очередную апелляцию. Он, помяни мое слово, доберется до палаты лордов.
Эмма рассмеялась. Патетика Джона вкупе с его простонародным языком создавала комический эффект. Джон между тем продолжал:
— Этот чертов негодяй, что задавил твоего ягненка, — виконт. Виконт, повторяю. И он не снизойдет до деревенской курицы, что кудахчет над своим ягненком. Он тебя просто не замечает, Эмма.
Эмма пренебрежительно фыркнула, но сказать ей было нечего.
И делать тоже нечего. Она понимала, что суд в Лондоне ей не выиграть. Да она бы и не поехала в Лондон — столицу она ненавидела не меньше, чем «лордов», тех, что Джон называл на просторечный манер «лардами». Мать-шотландка звала их «яхами» — этих мальчиков из частных дорогущих школ, считавших, что они правят миром. Как же она ненавидела этого чертова сноба, живущего на холме, — ненавидела за его надменность, за деньги, за власть, что позволяла ему держать у себя на побегушках любого, принадлежащего тому же классу, что Эмма!
Но она справилась с собой. Ненависть не должна управлять ее поступками. Пустяки. Лондон слишком далеко отсюда, а здесь у нее дом, ферма, соседи. Соседи, что предлагают ей своих баранов для случки, и она воспользуется их добротой, поскольку следующей весной стадо ее должно принести приплод. И жизнь войдет в привычную колею. Ей и так некогда было скучать. Она едва управлялась с работой. Откуда взять время, не говоря уж о средствах, чтобы продолжать бессмысленную борьбу с виконтом из-за ягненка!
Все кончено. Она проиграла.
Эмма взглянула на стопку бумаг, которую продолжала сжимать в руке.
— Спасибо, Джон. Думаю, ты прав. Как мне ни хочется с этим соглашаться, ты действительно прав.
Эмма решительно засунула бумаги в карман пальто и направилась к дому. Джон проводил ее до развилки, а дальше пошел своим путем: его дом был в деревне, а ее — через луг.
Но посреди луга она, сама не замечая того, остановилась и, вытащив из кармана документы, принялась их читать.
Йорк. Деньги по чеку надлежало получить там с четверга, и Йорк был не так уж далеко — час до Харрогейта, а там два часа на поезде.
«Не будь дурой», — сказала она себе.
И все же взгляд ее был прикован к подписи. К чужой подписи, подписи, не действительной для сумм свыше указанной.
Эмма встала против ветра. Зимнее солнце ярко освещало документ. Эмма внимательно изучала его, каждую закорючку. В расшифровке подписи значилось: Стюарт Уинстон Эйсгарт. Имя и фамилия. Никаких титулов. Впрочем, этот негодяй никаких благородных титулов не заслуживал.
— Ну что же, Стюарт, — обратилась она к документу, и ее передернуло от звука этого недостойного имени. Стюарт.
Йорк. Йорк — не Лондон. Туда можно и съездить. Она успеет обернуться за день.
Стюарт, Стюарт, Стюарт. Ей требовалось больше, чем имя, и в документах она нашла то, что было ей нужно. Она пролистала все бумаги, пока не наткнулась на искомое. Документ был заполнен от имени Стюарта Уинстона Эйсгарта, правомочного и достопочтенного виконта Монт-Виляра, виконта Эйсгарта, барона Даркастера Килнвика, барона Эйсгарта Дейра, баронета, состоявшего на службе у королевы Виктории. Эта цепочка титулов не могла не вызвать у нее здорового смеха. Можно подумать, что там целая армия людей, тех, что выпускают законы и распоряжения, принадлежащие классу и полу, которым будто бы самим Богом заповедовано править миром — придумывать законы и соответствующим образом их толковать.
Какая жалость, что больше она не играет в игры с такими, как он.
Весь фокус в том, чтобы остричь барана ловко и без хлопот — не дать ему повода для тревоги, когда вы переворачиваете его так, как вам нужно. Нужно, чтобы он оказался на спине: пусть дрыгает всеми четырьмя ногами — так он беспомощен, и в этом ключ успеха. Но действуйте нежно, только нежно. Стоит применить грубость — и перед вами баран в гневе, который пинается и норовит боднуть, что ведет к дальнейшему противоборству, которое, в свою очередь, может привести к повреждению шкуры, и тогда животное совсем обезумеет. Никогда не действуйте грубой силой. Управляйтесь с бараном нежно, ведите его в нужном вам направлении, как партнершу в танце.
Эмма Дарлингтон Хотчкис «Йоркширские советы по домоводству и рецепты»
В руках опытного специалиста стрижка овец напоминает балет. Настоящий мастер способен снять с барана руно за один прием, словно куртку с него снимаешь. При этом баран, которого стригут, при иных обстоятельствах мог бы запросто весьма крепко боднуть женщину чуть ли не с него весом. Эмма знала, какими самодовольными и нетерпимыми бывают бараны. Если вы собираетесь лишить барана его роскошной шубы, надо очень хорошо уметь обращаться с ножницами.
