Джин Юинг - Иллюзия

Он смутился, почувствовав, как его тело отреагировало на это внезапным приливом тепла.

Фрэнсис вновь встала перед ним, и Найджел взглянул на гладкие золотисто-медовые волосы девушки. Ее глаза оценивающе скользили по изящному белому шарфу, сшитой на заказ куртке и туго обтягивающих его бедра брюкам. Она должна была заметить, как он возбужден. Ее взгляд на мгновение задержался там – явно без малейшего удивления, – а затем скользнул к его лицу. Под ее пристальным взглядом по его телу разливалась волна жара. Как ей удается оставаться такой невозмутимой?

Фрэнсис приблизилась к нему, ее глаза были похожи на кобальтовые озера.

– Итак, меня выиграли в кости, как кобылу или свору собак, и я должна покорно следовать за хозяином. Кто я такая, чтобы спорить?

– Боже милосердный! Ведь это я связан!

Он увидел, как она сглотнула – едва заметное движение ее горла. Прядь волос соблазнительно вилась у ее подбородка. Найджел весь напрягся в предвкушении удовольствий. Казалось, его тело презирало жалкие попытки разума сохранить невозмутимость.

Ловко и уверенно она расстегнула его куртку, а затем жилет. Найджел неподвижно застыл, натянутый, как тетива лука. Ее близость возбуждала его. Он ощущал исходящий от нее запах жасмина, слышал, как соблазнительно шелестит ее одежда при каждом движении. Где-то в саду запела птица, обрушив на него сводящий с ума водопад восхитительных звуков.

Солнечные лучи золотили волосы девушки. Она распахнула его куртку и пробежала пальцами по мягкой ткани рубашки. Ее ладони на мгновение застыли над брюками, прямо напротив пупка. Еще дюйм, и она коснется его естества, чего он одновременно жаждал и боялся. Во рту у него пересохло. Найджел сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

Кончик языка показался между губ девушки, как у погруженного в задумчивость ребенка. Этот жест показался ему необыкновенно женственным и странно беззащитным.

– Но если мне суждено стать вашей наложницей, я должна оставить на вашем теле свою метку, не так ли? – Ее пальцы скользнули вниз, к застежке его брюк.

Отчужденность его мгновенно испарилась.

– Начнем с ардхачандры, полумесяца? – спросила она, приподняв тщательно выщипанные брови.

Когда она принялась расстегивать его пояс, Найджелу потребовалось все его самообладание, чтобы обуздать свои чувства. Она вытащила его рубашку из брюк и закатала ее, так что прохладный воздух комнаты ласкал его кожу. От уверенного прикосновения ее ладоней по мускулам, идущим от талии к ребрам, пробегал огонь. Он с трудом сдерживал себя. Удары сердца гулко отдавались у него в ушах. Фрэнсис завязала рубашку узлом на его груди, и его кожа, от грудины до пупка, открылась ее прикосновениям.

Разум его затуманился от диких, необузданных видений, бедра наполнились жаром нестерпимого желания.

– Семь зон на теле особенно чувствительны к прикосновениям, – спокойно пояснила она.

Легким, как пух, движением она провела ногтями по правой стороне его груди. Его тело отреагировало мгновенно. Вся кожа его покрылась пупырышками, мужское естество резко выпрямилось, пытаясь высвободиться из тесных брюк. Он жаждал сам ласкать ее, ощутить пальцами восхитительную округлость ее тела, сорвать с нее соблазнительный шелк и муслин, обнажить грудь и прижаться к ней губами и ладонями, пока она, застонав, не растает под его ласками. Он сделал инстинктивное движение, но муслин чадры больно врезался в его запястья. Найджел был беззащитен перед ее капризами.

Он глубоко вздохнул и взглянул на Фрэнсис сверху вниз. Ее пальцы, легко касавшиеся его тела, чуть-чуть дрожали. Широко распахнутые голубые глаза девушки потемнели, как воды океана. Она колебалась или была испугана?

С напускной храбростью Найджел закрыл глаза и полностью отдался чувствам, которые девушка будила в нем своими прикосновениями. Она чуть глубже вдавила ногти в его кожу, вызвав у него целую бурю острых ощущений.

– Аччуритака. Нож, – тихо произнесла она.

Ее прикосновения стали похожи на касания острого лезвия, срезающего кожуру сдержанности и обнажающего сердцевину – пульсирующий страстью неиссякаемый родник желания. Найджел откинул голову назад. Жилы на его шее натянулись и застыли, как стальная проволока, плечи напряглись. Ему хотелось выть. Ее пальцы вновь спустились вниз вдоль середины груди и достигли пупка, от чего невыносимый жар разлился по его бедрам.

– Боже милосердный! – Он чувствовал, что больше не в силах этого выдержать.

Она медленно провела ногтями правой руки по его груди, остановившись под самым соском и прихватила пальцами щепотку его раздразненной ласками кожи. Найджел судорожно втянул в себя воздух и задержал дыхание. В звенящей тишине хлопанье крыльев улетавшей певчей птицы прозвучало подобно громовым раскатам. Ногти девушки внезапно вонзились в его кожу.

– Проклятие! – вырвалось у него одновременно с судорожным выдохом. Он взглянул вниз. Маленькая царапина в форме полумесяца появилась у него на груди, и резкая, пульсирующая боль от нее странным образом смешивалась с наслаждением.

В ушах Найджела насмешливо звучали его собственные слова: «Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста. Доколе день дышит прохладою и убегают тени, пойду я на гору мирровую и на холм фимиама. Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе». Это была «Песнь песней» Соломона.

– Накхараданаяти, искусство нанесения царапин. На память. – Под ее оскорбительным спокойствием угадывалось что-то более глубокое, но он не мог понять что.

– Обещаю, что не забуду этого, – хрипло произнес Найджел.

Он закрыл глаза в тщетной попытке справиться с хаосом, царившим в его мыслях. Черт возьми, он же распутный маркиз Риво. Он опускался в самые глубины разврата. Он знал, как обращаться с самыми искушенными женщинами. Кто она такая, эта мисс Фрэнсис Вудард? Всего лишь очередная проститутка. Найджел сконцентрировал свое внимание на саднящей отметке в форме полумесяца, ардхачандре, пока не почувствовал, что остывает. Наконец пульс его пришел в норму, и он вновь оказался в своей броне отстраненности.

«Она всего лишь касалась меня! Ради всего святого!»

Поток льющегося из окна света золотил ее волосы, ласкал совершенные линии ее носа, щек, подбородка. Глаза Фрэнсис с черными расширенными зрачками не отрывались от его лица. Она дрожала от раздиравших ее душу противоречивых чувств. Он понял это по легкому трепетанию ее ноздрей, по едва заметному румянцу, проступившему на ее коже, подобно свету засыпанных на ночь тлеющих углей. Их глаза встретились, и румянец на ее щеках стал ярче, окрасив их в яркий карминный цвет, – чисто женская беспомощная реакция, открывавшая слабую и ранимую женскую душу за маской холодной ярости. Не так уж она была равнодушна, если не считать оскорбительно холодного обращения.