Ознакомительная версия.
– Преимущество театральных принцесс перед настоящими состоит в том, что мы играем комедию только по вечерам, в то время как настоящие принцессы играют целый день.
А надо сказать, что Луизу-Генриетту-Франсуазу де Буйон считали ужасной притворщицей и лицемеркой, даже самые расположенные к ней люди не верили ни одному ее слову и почитали все ее поведение редкостно неискренним. Так что брошенный Адриенной камушек очень метко угодил в тот самый огород, куда и был запущен. Герцогиня устремила на нее немигающий взгляд, а потом отвернулась со странной усмешкой.
И вот что случилось вскоре. Подруга по сцене, мадемуазель Данжевиль, бывшая на амплуа субретки, прибежала в уборную Адриенны с сообщением, что ее ожидает какой-то аббат.
– Мой Бог! – звучным, хорошо поставленным, хотя и несколько оглушительным голосом отозвалась присутствовавшая в комнате мадам Дюкло – трагическая героиня, предпочитавшая играть в той самой напевно-утрированной манере, которую не выносила Адриенна. – До каких бездн падения нужно дойти, чтобы взять в любовники служителя Божия?!
– С чего вы взяли, что он мой любовник? – всплеснула руками Адриенна, однако вспомнила, что Дюкло пользуется милостями герцогини де Буйон, и поспешила выйти из уборной. Внизу, у выхода из артистического фойе, ее и в самом ждал человек в монашеской одежде.
– Что вам угодно, сударь? – поинтересовалась актриса.
– Выйдем, мадемуазель… – Аббат выпростал из-под сутаны руку и стиснул пальцы Адриенны. – Речь идет о жизни и смерти.
Они вышли на улицу. Аббат порывался было пойти дальше, но Адриенна не сделала больше ни шагу:
– Куда идешь? Я дальше не пойду! – возмутилась она, продекламировав реплику из «Гамлета». – Простите, сударь, я устала, и мне не до прогулок. Извольте объясниться немедленно, или я вернусь в театр.
– Хорошо, – тихо проговорил визитер. – Мое имя аббат Симон Буре, и я частенько бываю в доме герцогини де Буйон. Я готовлю к конфирмации ее дочь, пользуюсь особенным доверием герцогини, поскольку являюсь ее духовником… Госпоже известно, что службой такого рода я тягощусь, моя заветная мечта – иметь приход где-нибудь в провинции. И вот на днях она позвала меня к себе и предложила, что готова купить мне место кюре или даже приход, где я только пожелаю, если я выполню ее просьбу. А просьба ее состоит в том, чтобы я навестил вас и в приватной обстановке – к примеру, такой, как сейчас, – предложил вам отведать конфет из этой вот коробочки.
Тут Симон Буре откинул полу плаща, и Адриенна увидела, что в руке он держит коробочку, оклеенную дорогой шелковой бумагой. В таких коробочках в кондитерских отпускали только самые дорогие и изысканные лакомства. Открыв крышку, аббат показал Адриенне с десяток крупных трюфелей. Сразу было видно, что для их изготовления не пожалели шоколадного порошка и сахару, а также самого лучшего и свежего масла.
А надо сказать, что наша героиня, как и многие актрисы (точнее сказать, как и многие женщины!), была ужасной сладкоежкой. Трюфели же она просто обожала. И Адриенна уже протянула руку к конфетам, как вдруг вспомнила, чей подарок перед ней. И отдернула руку.
– Вы очень предусмотрительны, сударыня, – мрачно сказал Буре. – Хотя я все равно не дал бы вам отведать этих конфет. Дело в том, что, прежде чем вручить мне конфеты, герцогиня встречалась с кардиналом Флери. Ей, как родственнице нашей королевы – кстати, знаете ли вы, что герцогиня Буйон тоже внучка Яна Собеского, как и ее величество Мари Лещинская? – а также родственнице герцогов Лотарингских, этого было легко добиться! А вы знаете, чем известен кардинал де Флери?
– Кажется, он блестящий дипломат? – ответила Адриенна.
– И не только, – усмехнулся Симон Буре. – Он еще блестящий химик. Некоторое время назад прошел слух, будто де Флери изобрел некий порошок, который он назвал «порошком для наследников». Говорят, достаточно насыпать его совсем немножко в перчатку или в букет цветов, как у человека, который надел эту перчатку или понюхал этот цветок, начнется сначала легкое недомогание, потом умственное возбуждение, а затем чудовищный бред, который кончится смертью. Так вот после встречи с кардиналом герцогиня принесла коробочку и вручила ее мне. Так что… Честно говоря, лично я не рискнул бы отведать конфет. И вам не советую!
– Почему? – спросила Адриенна, почти не сомневаясь, что услышит сейчас робкое признание в любви, однако аббат поразил ее своим ответом:
– Моя заблудшая дочь, герцогиня де Буйон, дорога мне. Я многим обязан ей и ее достопочтенному супругу, и мне не хотелось бы, чтобы душа герцогини была отягощена смертным грехом. Ведь за злодеяние перед ней откроется прямая дорога в ад, а у меня еще есть надежда, что мне удастся исцелить ее душу от демона ревности, который владеет ею. Я предупредил вас, мадемуазель. Вы должны быть теперь осторожной ко всему, что будет исходить от герцогини де Буйон. Прощайте!
И он ушел, швырнув нарядную коробочку с красивыми трюфелями в сточную канаву. Ее немедля унес поток воды.
Адриенна посмотрела вслед странному визитеру и, повернувшись, чтобы войти в подъезд, заметила в тени женскую фигуру. Это была актриса по фамилии Жувено. На сцене она играла роли наперсниц, а в жизни была наперсницей мадам Дюкло. Дюкло же, как было известно Адриенне, ищет милости герцогини де Буйон.
Ей стало не по себе, однако Жувено с самым равнодушным видом пошла прочь, и Адриенна постаралась отогнать от себя дурные мысли.
Она терялась в догадках, как ей теперь себя вести с герцогиней. Сделать вид, будто ничего не произошло? Или заявить во всеуслышание о том, что рассказал Буре? Но тогда ее благородному спасителю придется плохо…
Адриенна колебалась до следующего вечера. Давали «Федру», и, едва выйдя на сцену, актриса увидела в ложе герцогиню де Буйон, сидевшую с самым безмятежным выражением на челе.
«Хотелось бы знать, зачем она пришла? – мрачно усмехнулась Адриенна. – Насладиться моей игрой или моей агонией? Ну, последнего ей придется долго ждать. А вот я… я, пожалуй, смогу загнать в ее сердце парочку раскаленных игл!»
Она не бросила на герцогиню ни единого взгляда во время всего спектакля, а когда дело дошло до заключительного монолога Федры…
Вот он, день паденья моего!
Сюда придет супруг, придет и сын его.
И будет наблюдать, позорища свидетель,
Как пред его отцом играю в добродетель
Со вздохами в груди, к которым был он глух,
Со взором, полным слез, что перед ним потух.
Иль полагаешь ты, что, ревностный к Тезею,
Он скрыть захочет пыл, которым пламенею?
Владыку и отца позволит мне предать?
Он ненависть ко мне сумеет обуздать?
Пусть даже он молчит – себе я знаю цену.
Я не из женщин тех, что, совершив измену,
Порочные, глядят по-прежнему светло,
Чье вовсе не краснеть приучено чело!
Произнося последние слова, Адриенна повернулась к ложе герцогини…
Ознакомительная версия.
