– Мои подопечные приезжают днем в среду. Вы начнете сегодня же.
– Ни за что.
– Вы поедете со мной в моей карете сейчас же, потом я пришлю фургон за вашими вещами.
– Я не стану работать у вас, даже если вы окажетесь единственным работодателем на земле!
– У вас нет выбора.
– Я не рабыня и не крепостная. Вы не можете принудить меня.
– На самом деле могу.
Она укоризненно подняла указательный палец.
– Я прекрасно понимаю, что вы самого высокого мнения о своей персоне и привыкли господствовать над другими, но со мной вам это не удастся. Вы словно большой, избалованный ребенок. Выдумаете, что можете делать все, что вам заблагорассудится.
– Каковы же преимущества быть графом, если нельзя действовать так, как вам того хочется?
– Вы скорее всего немедленно прогоните меня.
– Это, конечно, может случиться, но в таком случае вы не будете осуждать меня.
– Что вы имеете в виду?
– Вы задолжали хозяйке за комнату, и она собирается попросить вас освободить помещение. Комната сдана кому-то еще. Они въезжают завтра.
– Вы лжете.
– Можете спуститься вниз и спросить ее. – Эмили изучала своего гостя, пытаясь отыскать свидетельство обмана, но по его лицу ничего нельзя было прочитать. – Вас скоро выбросят на улицу. И когда это случится, что станет с вашей сестрой и племянницей?
Эмили охватил ужас при одной этой мысли. У нее подкосились ноги, и она прислонилась к стене, чтобы не упасть на пол. Неожиданно их ноги переплелись, а тела соприкоснулись, и они оказались в интимной близости. Майкл спокойно сообщил:
– У вас нет альтернативы, Эмили.
– Не называйте меня так.
Ее близость опьянила графа. У него голова пошла кругом, пульс участился. Как ни глупо это казалось, он был счастлив просто находиться рядом с ней. Он не понимал почему, но готов был пробуждать в себе это чувство при каждом удобном случае.
– Послушайте, что касается прошлой ночи…
– Не напоминайте мне о случившемся. – Подавленная, она отвернулась, к его большому огорчению.
Позор, что она стала свидетельницей его распущенности. В его жизни было время, когда он руководствовался высшими принципами и моральными нормами. Когда он сошел с прямого и правильного пути? Незаметно для себя он превратился в беспринципного человека.
– Я… я проводил конкурс для… любовницы. – У него еще оставалось достаточно совести, чтобы смущенно покраснеть.
– И это самое недостойное из того, о чем я когда-либо слышала.
– Я не понял, что вы хотели стать гувернанткой в моем доме. Я предположил, что вы пришли, чтобы… чтобы…
Его голос замолк. Он не мог произнести слово «блуд» в ее присутствии, и потребность исправить такую страшную ошибку служила доказательством того, что он слишком много лет вел порочный образ жизни.
– Вы предполагаете, что ваше признание облегчит мне жизнь?
– Вы заслуживаете объяснения.
– Благодарю вас за это объяснение. Теперь уходите.
– То, что вы видели… я… вовсе не такой человек. – Это была откровенная ложь, но он надеялся, что она поможет.
– Ха! Вы именно такой человек. Вы развратник. Греховодник.
– Нет!
– У вас совсем нет стыда! Никакой морали! Как вы решились привезти ваших подопечных в это погрязшее в грехе гнездо? В вас что, не осталось ни капли порядочности?
– Все прекратится, как только они приедут, – заверил он. – Мы с моим братом Алексом – холостяки и вели себя как таковые, но теперь все изменится. Дом вымыли и вычистили. Женщины… они ушли, и их никогда не пригласят обратно.
– И где же вы намереваетесь развлекать их? В вашем клубе? Или в вашем имении?
Поскольку именно таков и был его план, Майкл заскрежетал зубами от того, что она так хорошо читает его мысли.
– Я решил быть самым что ни на есть совершенным опекуном.
– Браво!
Он никогда не встречал такого или такую, кто был совершенно равнодушен к его положению и титулу. Ее безразличие огорчило его, но в то же время воодушевило. Ему хотелось обнять ее, встряхнуть.
– Эмили…
– Для вас я мисс Барнетт.
– Эмили, – произнес он сладким голосом в попытке уговорить ее, – вы станете гувернанткой в моем доме? Пожалуйста!
– Нет.
Она отступила в сторону, в темный угол, и он шагнул вслед за ней. Находясь рядом с девушкой, он испытывал необъяснимое удовольствие. Она была словно будоражащий тоник. Быть рядом с ней – все равно что купаться в создаваемой ею чувственной атмосфере.
– Я ознакомился с вашими рекомендациями.
– Вы рылись в моей сумочке. Как это нехорошо с вашей стороны.
– Список очень впечатляющий.
– Это все выдумано, – призналась Эмили. – А имена я взяла с надгробий на кладбище в Хейлшеме.
Задаваясь вопросом, было ли это правдой, он фыркнул:
– Вы обладаете именно теми качествами, какие я ищу в гувернантке. Вы образованная, утонченная, благовоспитанная.
– У меня нет ни опыта, ни навыков. Меня учила моя мать за обеденным столом. Я никогда не служила гувернанткой, и у меня нет склонности к этому занятию.
– Вы будете идеальны в этом качестве.
– Когда я находилась в вашем доме, я опьянела. Вы очень вежливо заметили, что я упала в обморок, на все дело было в пунше. С вашей стороны глупо приглашать меня.
Ее раздражало, что он возвышается над ней, и она попыталась отодвинуть его в сторону, но это ей не удалось. Он переплел ее пальцы со своими, словно они были влюбленными подростками, опустил голову и уткнулся лицом в ее волосы. Мягкие завитки щекотали его нос и подбородок.
– Мне нравится, когда вы пьяны.
– Вы единственный человек во всем королевстве, которого можно очаровать таким ужасающим поведением.
Она забилась подальше в угол, и он еще ближе придвинулся к ней, испытывая острую потребность касаться ее и находиться как можно ближе.
– Прежде чем вы уснули, вы уверяли, что отлично можете определить характер человека. Вы даже настаивали, что любите меня.
– Ах! – вырвалось у нее. – Я была пьяна! Я не имела в виду то, что говорила, и с вашей стороны грубо напоминать мне об этом.
– Сделайте это для меня, Эмили, – прошептал он ей на ухо.
Она подняла широко открытые, доверчивые глаза, и ее поразила эта искренняя просьба. Хотя Эмили собиралась твердо стоять на своем, ей не чуждо было чувство сострадания, и она поняла, как он нуждается в ее помощи.
Майкл не знал, как и почему эта девушка заставляла его желать стать другим, уважаемыми вызывающим восхищение человеком, заслуживающим ее одобрение. Она была чистой, незапятнанной и такой далекой от его низких и бесчестных знакомых и отвратительных развлечений. Ему хотелось бы проводить время в ее милом обществе. Если ему повезет, хотя бы часть ее цельности и правильности может передаться и ему.
