— Дамы, — сказал Томас, в его голосе сквозило нетерпение. — Я полагаю, мы привлекли к себе уже достаточно внимания. Может быть, все же войдем?
— Нет.
— Да.
Беатрис стиснула руку подруги.
— Если ты не возьмешь себя в руки, придется забыть о нашем плане, — предупредила она. — Никто не догадывается, что ты боишься! Никто не знает, что ты до сих пор испытываешь к нему какие-то чувства, пусть даже ненависть. Ты ведь знаешь, насколько важен этот вечер для выполнения нашего плана.
Энн глубоко вздохнула.
— Да, знаю. — Она закрыла глаза. — Я знаю, знаю, знаю.
— Дамы! Мы начинаем вызывать ненужный интерес. — Томас двинулся вперед, тем самым заставив Энн и сестру последовать за ним.
Энн взяла себя в руки. Она не поддастся панике и будет вести себя естественно. Она знает правила, знает почти всех этих людей, уставившихся на нее с таким любопытством… Некоторых она когда-то считала друзьями. Вон рядом со своим мужем Альфредом стоит Кристин» Элдред Шоу. Энн и Кристин, буквально друг за другом, в течение одной недели были представлены нью-йоркскому высшему обществу. А это — Агата Кливз, недавно начавшая вновь выходить в свет после очень тяжелых родов — она родила сыновей-близнецов. И здесь же, в этом зале, находится человек, которому она поклялась отомстить за то, что он разбил ей жизнь. Именно он стоит сейчас у фонтана, сооруженного Ветмором к началу летних балов. Имя этого человека — Генри Оуэн. Он уничтожил её репутацию, опозорил ее.
Опозорил.
Это слово вертелось у Энн в голове, пока она рассматривала собравшихся, старательно обходя взглядом Генри. Каждый летний сезон в Ньюпорте кто-нибудь из девушек оказывался «опозоренной», но едва ли кому-то из них приходилось страдать от этого всю жизнь, как придется страдать Энн. Разумеется, деньги могут уладить почти все проблемы. Деньги в комбинации с хорошим замужеством могли сотворить чудо с погибшей репутацией. Девушка могла быть «опозорена» на неделю, а на следующей неделе воскресала благодаря отчаянным усилиям родителей. А вот репутацию мужчины могло безнадежно загубить только одно событие — банкротство. Все, что требовалось от них для восстановления репутаций, это правильно распорядиться деньгами — в нужное время и в нужном месте.
Но Энн Фостер, пятая дочь баснословно богатых нью-йоркских Фостеров, гадкий утенок в своей семье, была опозорена навсегда. Энн была убеждена — ничто на свете не сможет восстановить ее доброе имя. Беатрис была с ней согласна. Вот почему месть будет так сладка! Идея, которую они вскоре стали называть «планом», целиком принадлежала Беатрис. Этот план они договорились воплотить в жизнь уверенно и твердо, с сознанием своего морального превосходства. Однако в их плане существовало одно слабое место, от которого Беатрис просто отмахнулась, но которое тревожило Энн со дня возникновения этой идеи: для того, чтобы их план удался, Энн должна быть красавицей. Потому что если Генри Оуэн и имел слабость, то такую же, как и большинство мужчин, — он обожал красивых женщин. Они слетались к нему, как мотыльки к горящей лампе. Энн была единственным исключением из этого правила, единственной некрасивой девушкой, посмевшей глядеть на него с восхищением. Конечно же, она не понимала этого два года назад, убедив себя и всех, кто хотел ее слушать, что Генри Оуэн — прекрасный, благородный человек. Человек, который знает, что главное — это душа, а не красивое тело. Какая чушь!
— Я готова встретиться с ним, — сказала Энн сквозь зубы.
— Давай разожжем его аппетит чуть сильнее. Я хочу, чтобы к тому времени, когда мы подойдем к нему, он сгорал от нетерпения узнать, кто же эта прекрасная незнакомка. — Беатрис оценивающе взглянула на подругу. — Я рада, что ты, наконец-то, взяла себя в руки и справилась со своим страхом.
— Для этого мне стоит лишь напомнить себе о том, какой дурой я была два года назад.
— Хорошо.
Энн нахмурилась. Легкость, с какой Беатрис согласилась с этой самоуничижительной характеристикой, уколола ее самолюбие. Но она действительно была дурой, самой худшей из дур — девчонкой, потерявшей голову от любви, отрицавшей очевидное. Генри Оуэн использовал ее холодно, грубо, бессердечно и жестоко.
— Пойдем, испытаем твой новый облик на этих двуличных мерзавцах, — Беатрис повернулась к своему брату. — Томас, мы переходим к выполнению первого пункта нашего плана.
Томас снисходительно улыбнулся и, отвесив небрежный поклон, удалился.
— Мама тоже где-то здесь, наверняка следит за нами, так что все в порядке, — сказала Беатрис беззаботным гоном, желая приободрить Энн.
— Да, все в порядке, не беспокойся. Мы не испортим репутации нашей новой барышне, — ответила Энн, намекая, что ее собственная безнадежно загублена.
Беатрис усмехнулась, высматривая потенциальную жертву.
— Чтобы устроить настоящую проверку, нужно выбрать кого-то, кто знает тебя достаточно хорошо. Энн осмотрела зал.
— Кристин.
Беатрис одобрительно кивнула.
— Если у тебя получится, то, безусловно, ты сможешь ввести в заблуждение и этого негодяя. Только старайся поменьше говорить.
Энн вздохнула, помимо воли почувствовав легкий укол в сердце от того, как Беатрис назвала Генри. Ее подруга никогда не называла его мистер Оуэн или Генри, только — «этот негодяй». Страдания, выпавшие на долю Энн, только укрепили их дружбу. Беатрис Лейден, невеста на выданье, знала так же хорошо, как и Энн, что дружба с опозоренной девушкой может привести к потере собственной репутации. Но храбрая Беатрис упрямо и яростно защищала и поддерживала Энн, которая могла лишь молить Господа, чтобы Он уберег ее от еще более тяжелых испытаний.
Подруги направились в ту часть зала, где находилась Кристин Элдред Шоу. По дороге они раскланивались со знакомыми, которые не могли скрыть своего интереса к сопровождающей Беатрис красивой блондинке. В тесном ньюпортском обществе все знали всех, и появление нового лица всегда вызывало большое любопытство. Энн, несмотря на все свое волнение, в глубине души испытывала азарт и даже была несколько разочарована тем, что никто ее не узнает. Смелость ее возрастала с каждым шагом, с каждым заинтересованным мужским и завистливым женским взглядом. Она проходила мимо людей, которых знала всю свою жизнь, и ни на одном лице не мелькнуло даже намека на то, что ее узнали. Возможно, подумалось Энн, этот вечер принесет ей триумф, а не провал, чего она втайне боялась. Даже если их план никогда не будет выполнен до конца, будет приятно вспоминать о том, как она одурачила Генри Оуэна.
— Кристин, какое у тебя чудесное платье! — воскликнула Беатрис вместо приветствия. — Я боялась, что, став замужней дамой, ты будешь одеваться, как матрона.
