Мисс Эддербери уже знала от Сесилии о скором приезде Софии, и ей не терпелось обсудить эту новость с леди Омберсли. Она разделила чувства ее милости, посетовав вместе с ней на несчастную судьбу девочки, осиротевшей в пять лет, согласилась с планами размещения и развлечений Софии и высказала уверенность, что несмотря на нерегулярность воспитания, София окажется милой девочкой.
— Я знала, что смогу положиться на вас, мисс Эддербери, — сказала леди Омберсли. — Спасибо вам за поддержку.
В чем на нее можно было положиться, мисс Эддербери не знала, но разъяснений не спросила, что оказалось весьма кстати, так как леди Омберсли не смогла бы вразумительно ответить, ибо сказала эту фразу только из желания сделать приятное. Мисс Эддербери воскликнула:
— О леди Омберсли! Так приятно! Так любезно с вашей стороны!
Она была готова разрыдаться от сознания, что ей, там недостойной, оказано столько доверия. Она очень надеялась, что ее светлость никогда не узнает, что пригрела змею на груди; и скорбно сетовала на недостаток решимости противостоять лести мисс Ривенхол. Ведь всего два дня назад мисс Эдцербери разрешила мистеру Фонхоупу присоединиться к их прогулке в Грин-Парке и, более того, не возражала, когда он с Сесилией отстал. Правда, леди Омберсли не говорила ей о несчастном увлечении Сесилии и не приказывала не подпускать мистера Фонхоупа к своей дочери, но мисс Эдцербери была дочерью священника (благополучно скончавшегося), который придерживался строгих и суровых правил, и знала, что такая игра словами только усугубляет ее испорченность.
Эти размышления прервала леди Омберсли. Взглянув в сторону карточного столика в другом конце комнаты, она громко зашипела:
— Я убеждена, что нет необходимости говорить вам, мисс Эддербери, как недавно мы были озабочены одним из этих капризов молодых девушек. Я больше ничего не скажу, но, думаю, вы поймете, как меня радует предстоящий приезд племянницы. Сесилия очень одинока, а ее сестры еще малы, чтобы составить ей подходящую компанию. Надеюсь, что, стараясь сделать пребывание Софии у нас приятным — так как бедняжке будет тяжело поначалу в такой большой семье — и руководя ее поведением в Лондоне, она сможет придать другое направление своим мыслям.
Такое предположение раньше не приходило в голову мисс Эддербери, и она тут же ухватилась за него в уверенности, что все произойдет так, как предсказала леди Омберсли.
— О да! Конечно, — вскричала она. — Что может быть лучше? Это так великодушно, ваша светлость… Я узнала от мисс Ривенхол… Она такая милая девочка, посвятит всю себя своей несчастной кузине! Когда, по-вашему, прибывает мисс Стэнтон-Лейси, дорогая леди Омберсли?
— Сэр Горас не смог точно назвать мне дату, — ответила леди Омберсли, — но как я поняла, он собирается немедленно отплыть в Южную Америку. Так что без сомнения моя племянница очень скоро приедет в Лондон. Пожалуй, я завтра же прикажу приготовить ей комнату.
София появилась на Беркли-Сквер почти неделю спустя после Пасхи. Единственным известием, полученным ee тетей за десять дней, прошедших после визита сэра Гораса, была короткая записка от него, подтверждающая информацию о том, что его отплытие немного задержано, и уведомляющая, что вскоре прибудет племянница. Цветы, которыми Сесилия украсила комнату кузины, завяли, и их пришлось выбросить; а мисс Ладсток, педантично аккуратная экономка, дважды проветрила простыни, прежде чем в один светлый весенний день у дверей дома остановилась четверка лошадей, запряженная в забрызганный грязью экипаж.
Сесилия и Селина в сопровождении матери катались в парке, и прошло не больше пяти минут после их возвращения. Они направились к лестнице, когда им навстречу сверху сбежал мистер Хьюберт Ривенхол, бросив на ходу:
— Должно быть, это кузина: на крыше экипажа целая гора чемоданов! Какой конь! Клянусь Юпитером, я никогда не видел такую прекрасную гору мяса и крови!
Такая необычная тирада заставила трех леди озадаченно уставиться на него. Дворецкий, минуту назад покинувший холл, вернулся в сопровождении помощников, и, пройдя по мраморному полу ко входной двери, обернулся и с поклоном объявил своим госпожам, что только что прибыла мисс Стэнтон-Лейси. Помощники распахнули двери, и взорам трех леди, помимо экипажа на дороге, открылись благоговейные и любопытные лица младших членов семьи, которые играли в мяч в саду и теперь, несмотря на окрики мисс Эддербери, сгрудились у решетки, уставившись на животное, которое привело в такой восторг Хьюберта.
Прибытие мисс Стэнтон-Лейси было впечатляющим. Четыре лошади тянули ее экипаж, два верховых сопровождали его, а сзади ехал средних лет грум, ведя в поводу превосходного вороного коня. Слуга откинул ступеньки кареты, открыл дверцу, и изнутри выпрыгнула итальянская борзая, а минутой позже показалась худощавая женщина с несессером, тремя зонтиками от солнца и птичьей клеткой в руках. Наконец появилась и мисс Стэнтон-Лейси; вместо того, чтобы опереться на предложенную руку, она кивком поблагодарила лакея и передала ему Жако. Жако оказался обезьянкой в красном пальтишке, и как только этот чудесный факт дошел до детей, они оттолкнули свою наставницу, бросились открывать садовую калитку и выбежали на дорогу, крича:
— Обезьянка! Она привезла обезьянку!
Леди Омберсли стояла, как вкопанная, на пороге и с возмущением осознавала, что образ дочери, который нарисовал высокий и крупный джентльмен, очень далек от реальности. Малышка Софи сэра Гораса была ростом пять футов девять дюймов, отличалась крепким телосложением, длинными ногами и маленькой грудью; веселое лицо обрамляли густые блестящие каштановые волосы, на голове была надета самая лихая из всех когда-либо виденных ее кузинами шляпок. Она была в меховой накидке, застегнутой до горла, длинное соболье боа свешивалось с ее плеч, а Руки были спрятаны в огромной собольей муфте. Чтобы поздороваться с Амабель, которая первая подбежала к ней, она бросила муфту второму лакею.
Ее тетя с изумлением наблюдала, как она грациозно наклонилась к девочке, поймала ее руки в свои и, смеясь, подтвердила:
— Да, да, я и есть твоя кузина София, но ты зови меня просто Софи, хорошо? Когда меня называют Софией, мне кажется, что я в чем-то провинилась, а это очень неприятное чувство. Скажи мне твое имя!
— Амабель, и, пожалуйста, можно я поговорю с обезьянкой? — взмолилась младшая мисс Ривенхол.
— Конечно, можно, ведь я привезла его для тебя. Будь с ним повежливей сначала, он очень пуглив.
— Привезла его для меня? — задохнулась Амабель, побледнев от волнения.
