– Я не понимаю, почему…
– И он оскорбил меня, – лорд Грэнвиль показал пальцем на Гарри. – И тоже пытался убить меня, лорда.
– Но… – она переводила взгляд с одного противника на другого. Первый казался воплощением ярости, другой – гнетущего спокойствия. – Но ему, вероятно, тогда не было и двадцати. Ему должно было быть…
– Двенадцать, – прозвучало первое слово, произнесенное Гарри Паем после имени гостя. Он говорил тихо, почти шепотом. – С тех пор прошло восемнадцать лет.
– В двенадцать лет уже вполне можно убить человека, – лорд Грэнвиль поднял ладонь, будто отметая всякие возражения. – Чернь взрослеет быстро – это всем известно – и рано становится на преступную стезю. В двенадцать он был уже мужчиной.
Джордж заморгала глазами, услышав эту страшную теорию, в которую лорд Грэнвиль верил и которую выпалил мистеру Паю прямо в лицо. Она снова посмотрела на Гарри: его, казалось, вовсе не оскорбляло, а скорее утомляло все происходящее. Он явно уже слышал что-то в этом роде. И она подумала, что ему, наверное, часто приходилось выслушивать нечто подобное в детстве.
Она покачала головой:
– И все же, лорд, я не вижу, чтобы вы предъявили какие-либо доказательства виновности мистера Пая. И мне кажется…
Но тут лорд Грэнвиль бросил что-то ей под ноги.
Джордж нахмурилась и посмотрела на упавшую вещицу. Рядом с ее вышитой туфелькой лежала маленькая фигурка, вырезанная из дерева. Наклонившись, она подняла ее. Миниатюрная – меньше мизинца, покрытая лаком. Она была заляпана грязью. Джордж соскребла ее и увидела, что это ежик – удивительно тонкая работа. Художник, который сделал ее, искусно обыграл темное пятнышко на дереве и подчеркнул цветом иголки на спине. Какая прелесть! Джордж улыбнулась.
Потом она поняла, что в комнате царит тишина. Она подняла глаза и увидела, как застыл мистер Пай при виде фигурки в ее руке. Господи, неужели он действительно…
– Полагаю, этого достаточно, – сказал лорд Грэнвиль.
– Но…
– Спросите у него, – Грэнвиль махнул рукой в сторону ежика, и Джордж инстинктивно спрятала его и ладони, будто защищая. – Спросите у него, кто это смастерил.
Ее глаза встретились с глазами Гарри. Ей показалось, что в них промелькнуло сожаление.
– Это моя работа, – сказал он.
Джордж прижала руку с зажатой в ней фигуркой к груди. Последовал естественный вопрос:
– И какое отношение ежик мистера Пая имеет к отравленным животным?
– Его нашли рядом с мертвым бараном. – В глазах лорда Грэнвиля блистал триумф.
– Понятно.
– Так что вам следует немедленно уволить Пая. Я же, со своей стороны, напишу обвинительное письмо и оформлю ордер. И очень скоро я смогу взять его под арест. В конце концов, я член магистрата. – Лорд Грэнвиль буквально светился радостью победы. – Может, вы сможете одолжить мне пару лакеев покрепче?
– Вряд ли, – Джордж задумчиво покачала головой. – Боюсь, что так не пойдет.
– Ты что, с ума спятила, женщина? Я предлагаю взять на себя решение этой проблемы… – Лорд Грэнвиль не закончил и зашагал к выходу, размахивая руками. – Что ж. Сейчас я поеду к себе и вернусь со своими людьми, чтобы арестовать этого парня.
– Ничего не получится, – ответила Джордж. – Пока что мистер Пай состоит у меня на службе. Так что оставьте эту проблему мне.
Лорд Грэнвиль остановился и резко повернулся:
– Вы с ума сошли! Я арестую его сегодня же! Вы не имеете права…
– Я имею право, – перебила его Джордж. – Это мой управляющий, мой дом, моя земля. И вам здесь не рады.
Оба мужчины стояли потрясенные. Она быстро прошла между ними, прежде чем кто-либо из них успел что-либо возразить, открыла дверь и уже из холла позвала Гривса.
Дворецкий, должно быть, поджидал где-то неподалеку, потому что появился мгновенно. За его спиной стояли двое самых сильных лакеев.
– Лорд Грэнвиль уходит.
– Хорошо, госпожа.
Гриве, будучи идеальным дворецким, не показал ни тени удовлетворения, когда подавал лорду Грэнвилю его шляпу и перчатки, но походка его была веселее, чем обычно.
– Вы еще пожалеете, – сказал Грэнвиль, качая головой медленно и напряженно, как разъяренный бык. – Уж я-то об этом позабочусь.
В ту же секунду мистер Пай оказался рядом с леди. И хотя он не прикоснулся к ней, Джордж почувствовала жар его тела.
– Выход здесь, лорд, – произнес Гриве, и лакеи подошли к нему с двух сторон.
Затаив дыхание, она смотрела, как большие дубовые двери захлопнулись за ними. После чего выдохнула:
– Та-ак. По крайней мере, его уже здесь нет. Мистер Пай тоже пошел к выходу.
– Я еще не закончила разговор с вами, – сказала Джордж, чувствуя досаду. Он мог хотя бы поблагодарить ее, прежде чем уйти. – Куда вы?
– У меня есть вопросы, на которые я должен найти ответ, – сказал он с легким поклоном. – Обещаю быть у вас завтра же утром. Наш разговор вполне может подождать до завтра.
И он вышел.
Джордж медленно разжала пальцы, чтобы снова взглянуть на ежика-эльфа.
– А что, если я не могу ждать до завтра?
Будь ты проклят, Гарри Пай, и эта надменная стерва вместе с тобой! Ударом шпор Сайлас Грэнвиль послал своего вороного в галоп, как только оказался за воротами поместья. Конь пытался противиться, но не тут-то было. Грэнвиль с силой потянул повод, удила врезались в мягкие углы рта, и бедное животное ощутило вкус собственной крови. Конь подчинился.
Зачем леди Джорджине понадобилось защищать Гарри Пая? Очень скоро Сайлас вернется, и вернется с небольшой армией. И она не сможет помешать ему, арестовать Пая.
Когда он подъехал к ручью, который служил границей двух владений, конь вновь забеспокоился. Место брода было довольно широким. Сайлас вонзил шпоры ему в бока, и тот ринулся вниз. Яркие капли крови падали в воду и смешивались с течением. За ручьем начинались холмы, скрывавшие дом Грэнвилей. По дороге шел человек, неся на коромысле корзины. Услышав топот копыт, он отскочил к обочине и снял шляпу. Сайлас даже не удостоил его взглядом.
С эпохи Тюдоров[5] его семья владеет этими землями. Здесь Грэнвили женились, рождались и умирали. Кто-то из Грэнвилей был, слаб, кто-то увлекался выпивкой и женщинами. Это не имело значения. Значение имела лишь земля. Именно она – основа их богатства и власти – основа власти Сайласа Грэнвиля. И никто – в особенности управляющий из простой семьи – не может поставить эту власть под удар. Пока он жив, этому не бывать. Материальные потери, вызванные отравлением овец, мало волновали его. На кону стояла его честь, его гордость. Никогда не забыть Сайласу наглую непокорность на лице юного Пая почти двадцать лет назад. Ему только что отрубили палец, а этот мальчишка смотрит ему в глаза и нагло ухмыляется. Пай никогда не вел себя так, как подобает крестьянину. И Сайлас «должен наказать наглеца за оскорбление и преподать урок ему подобным.
