Поток ее слов сменился рыданиями. Он сел рядом с ней и с жесткой улыбкой сказал:
— Ведь мы оба понимали, что происходит. Разве не так, Фаллон?
Она взглянула на него, и он увидел, что ее глаза вновь наполняются слезами. Затем в этих нежно-голубых глубинах сверкнула синим пламенем ненависть, и ее рука метнулась к его лицу. Закусив губу, он схватил ее пальцы и, глядя ей в глаза, произнес:
— Благодарю вас, миледи, за весьма приятный вечер.
— Ублюдок! — прошипела она, и единственная слезинка скатилась по ее щеке.
Он дотронулся до щеки и сказал шепотом:
— Ты не сопротивлялась, Фаллон.
Она затрясла головой, в ее глазах читалось смятение.
— Я ненавижу тебя, Аларик!
— Ты отдалась мне добровольно. Ты подставляла губы и обнимала меня…
— Ненавижу тебя! — повторила она шепотом.
— Ты можешь говорить все, что угодно, Фаллон. Я норманн, и я не стал церемониться. Страна будет изнасилована, и ты можешь тешиться тем, что разделила ее судьбу. Фальстаф не стал бы насиловать, Фаллон. Я не столь заворожен тобой. Я знаю, на что ты способна, и поэтому настороже. Видит Бог, я и сам едва не погиб от одной из твоих ведьминых штучек.
Он замолчал, потому что ему хотелось сейчас лишь одного — снова поцеловать ее, чтобы облегчить боль, которую он ей причинил. Конечно, страдание ее усугублялось тем, что красоту и радость свершившегося по иронии судьбы она должна была открыть для себя с помощью врага. Он отпустил руки Фаллон и решился снова погладить ее. Он встал и, одеваясь, улыбнулся сдержанной, напряженной улыбкой.
— Помни, Фаллон, по английским законам ты моя. Моя собственность… Моя рабыня.
— Я не преступница, которую можно судить или продавать!
— Как же, миледи, именно преступница! Ты покушалась на убийство, а возможно, и совершила его. Я могу лишиться услуг Фальстафа. А они для меня более ценны, чем твои, как бы приятны они ни были.
Он знал, что в ярости она снова попытается ударить его. Он был готов к этому и улыбнулся безжалостной, суровой улыбкой. Она закричала от унижения. Их взгляды скрестились, когда он протянул ей простыню, чтобы она укрылась.
— Веди себя прилично, девушка, — насмешливо сказал он.
— Безмозглая скотина! — выкрикнула она.
— По английским законам убийство — это преступление. Оно наказывается рабством. А я, миледи, твой господин. Ты всегда говорила, что тебя нельзя сломить. Я клянусь тебе, Фаллон, что ты либо смиришься, либо умрешь.
Она вскинула вверх подбородок — это движение было ему хорошо знакомо.
— Ты не сломил меня, Аларик! Тебе это никогда не удастся! И я никогда не склонюсь перед твоим ублюдочным нормандским герцогом!
Он сцепил зубы, но сохранил улыбку.
— Стало быть, битва только начинается? — шепотом спросил он и, схватив ее за плечи, притянул к себе. Затем резко оттолкнул ее и, повернувшись, быстро вышел из шатра. Громко, чтобы Фаллон могла услышать, он приказал стражнику приковать ее цепью, если она сделает попытку убежать.
Он замолчал, переводя дыхание. Осень брала свое, в воздухе пахло морозцем.
Боже милостивый, что же все-таки произошло? Он, что, оказался таким же глупцом, как Фальстаф? Или эта ведьма так околдовала его, что он потерял волю и рассудок? Даже сейчас, после того как он овладел ею, он не мог освободиться от ее чар.
Аларик прислонился к дереву, чтобы восстановить силы, которые словно были кем-то выпиты.
В душе он испытывал сожаление. Она боролась с ним, боролась всю свою жизнь, и он оказался победителем. Должно быть, вся эта ночь с ее ужасом, яростью и насилием была их судьбой. Он применил силу против нее. Она вынудила его изменить закону чести. Но, может быть, все это было предопределено изначально? Предопределено с момента их рождения…
Часть первая
Незаконнорожденные
Нормандия, март 1027 года
Девушка танцевала, когда он впервые увидел ее. Она танцевала на грязной дороге босая, и юбки ее платья взлетали вверх, открывая загорелые точеные щиколотки. Когда она кружилась, Роберт, граф Иемуа, встретился с ней взглядом.
Вначале он не разобрал, какого цвета ее глаза. Он заметил лишь, что они удивительно живые. Девушка была совсем юной, и кожа у нее была нежная и чистая. Длинные черные волосы взлетали, как ее юбки, когда она кружилась с разными партнерами. Он вспомнил, что сегодня праздник. Все кипело весельем, ходили разносчики, играли музыканты, многие молодые люди танцевали.
Но до нее всем было далеко. Никто не казался таким юным, таким очаровательным, таким веселым. Ни у кого не было такой аппетитной груди, никто не двигался с такой удивительной грацией. Роберт сидел на лошади: он натянул поводья и остановился. Анри из Монтана, его лучший друг и советник, остановился рядом. Они были заняты обсуждением перипетий непрекращающейся вражды Роберта с его братом Ричардом, герцогом Нормандским. Анри не сразу уловил, что он потерял внимание графа.
Анри считал своей святой обязанностью заботится о благосостоянии Роберта. Будучи еще молодым человеком, Анри поступил на службу к старому герцогу. Он всегда был компаньоном его младшего сына Роберта и очень любил своего подопечного. Герцогство унаследовал старший сын Ричард, но Анри был убежден, что Роберт более достоин быть правителем. Роберту не было еще и двадцати лет в этот славный весенний день, но он уже сформировался в интересного молодого человека, мускулистого и стройного.
Однако он не всегда был способен управлять своими страстями; Роберт часто спорил с братом и сетовал на то, что он младше него.
— Так должно быть, Роберт, — внушал Анри. — Ричард старший, и поэтому он герцог. Тебе придется принять это.
— Да, да, — рассеянно отозвался Роберт, и Анри нахмурился, поняв, что питомец больше его не слушает.
Анри проследил за взглядом Роберта и улыбнулся.
— Кто она? — выдохнул Роберт.
— Я выясню это для тебя, мой господин. — Анри направил свою лошадь к толпе, чтобы навести справки.
Роберт наблюдал за тем, как девушка задорно кланялась, еще не остыв от танца. Казалось, она плывет над землей, весело смеясь, демонстрируя великолепные белые зубки. Она показалась ему совершенной, и он почувствовал, как в нем при этом все сильнее разгорается огонь.
Он должен иметь ее.
Анри возвратился к нему.
— Это Эрлев, дочь Фулберта, кожевника из Фалеза.
— Она красива, — сказал Роберт.
Анри, довольный тем, что молодой человек интересуется чем-то еще, кроме вражды со старшим братом, негромко сказал:
— Ты здесь граф. Ты можешь иметь ее.
Вздрогнув, Роберт посмотрел на него, затем засмеялся.
— Так просто?
— Она будет польщена, если ты проявишь к ней интерес, я уверен, — подтвердил Анри.
