— Выдать замуж? Что это еще за новости?
Мэлони собрался ответить, но тут прожужжавшая пуля сбила с него шляпу, и та упала на тропинку. Кейт и Кончита от страха притихли, а Джеб громким голосом велел всем спрятаться. Шмыгнув вместе с Кончитой за ближайшее дерево, Кейт увидела старинного недруга отца Спадса Гилхули, галопом мчавшегося по прерии на своей лошади.
Как только прекратилась пальба, Джеб вынырнул из-за куста остролиста.
— Будь ты проклят. Спаде Гилхули! — проревел он и, вытащив длинноствольный «кольт», тут же разрядил его, целясь в удаляющегося врага.
Кейт лишь покачала головой, когда Спаде счастливо избежал пуль. Ее с давних пор развлекал спор между отцом и Гилхули из-за межи. Уже давно их вражда превратилась в подобие цирка: за прошедшие годы прогремели сотни выстрелов, но ни один не попал в цель. В глубине души Кейт была уверена, что оба получают огромное удовольствие от длительной войны и вряд ли когда-либо попадут друг в друга. Она часто на первых порах удивлялась, зачем они вообще прячутся от пуль.
Наблюдая за тем, как ее отец подобрал шляпу и просунул палец в образовавшуюся дырку, Кейт презрительно прищурилась:
— Скверно, что Спаде не взял чуть ниже, папочка! Лицо Джеба покраснело.
— Уведи эту соплячку в дом, Чита!
Когда экономка, схватив Кейт за руку, потянула ее подальше от греха, та испытала крайнее разочарование.
В доме она так разъярилась, что смахнула с раздвижного стола вазу с подсолнухами и теперь с ужасом взирала на учиненный ею погром — осколки стекла и влажные цветы разлетелись по всей гостиной.
— Кончита, прости. — Кейт опустилась на корточки и взяла в руки зазубренный осколок. — Я страшно разозлилась, но все равно с моей стороны просто непозволительно устраивать такую кутерьму. Мне ведь известно, как ты обожаешь цветы.
Кончита подбежала к разбитой вазе.
— Ничего, ничего, — ласково проговорила она. — Отдай мне осколок и поднимайся наверх, а я принесу воды. Тебе надо смыть с себя Дорожную пыль и хорошенько выспаться.
Проглотив комок в горле, Кейт горько улыбнулась:
— Я разбила мамину вазу, да?
— О нет, — проговорила мексиканка, протягивая руку и убирая с глаз Кейт прядь покрытых пылью волос. — Это всего лишь обыкновенный кувшин.
— Спасибо, Кончита. — Прикусив губу, Кейт прошла по гостиной, окидывая взглядом знакомую обстановку: диван с подушками из конского волоса, плетеный коврик, огромный каменный камин и висящие над ним старинные кремневые ружья. Чувство невосполнимой потери охватило Кейт, когда она взглянула на изящный буфет красного дерева, где на виду стояли некогда принадлежащие Маргарет Мэлони английский чайный сервиз и серебряная посуда из Шеффилда.
Кейт ощутила острый запах ароматических шариков, сильный табачный дух и идущий издалека, из кухни, аппетитный аромат традиционного мексиканского блюда, которое Кончита тушила на плите. Она улыбнулась: по крайней мере ужин ей сегодня обеспечен.
Представив, какими хмурыми взглядами они будут обмениваться за столом, Кейт вздохнула. Поднявшись по крутым ступенькам на второй этаж, она прошла по узкому коридору, в конце которого находилась ее каморка и где с ее отъезда все осталось на прежних местах. Простая кровать была застлана белоснежным покрывалом в тон занавескам с кружевной выделкой по краям, на гладком полулежал сшитый из разноцветных лоскутков коврик. На огромном старинном гардеробе из ореха играли солнечные блики. Из стоявшего на туалетном столике кувшина приветливо выглядывали принесенные кем-то подсолнухи.
«Боже, благослови доброе сердце Кончиты!» — подумала Кейт. Затем на нее навалилась усталость.
Присев на перину, она принялась расстегивать платье, размышляя над ужасной долей, уготованной ей отцом. Ясно одно: ей надо удирать отсюда, и поскорее.
В комнату стремительно вошла Кончита с ведром дымящейся воды. Поставив тяжелую ношу, она искоса посмотрела на девушку.
— Пожалуйста, не сиди на постели: ты вся в грязи, а я только вчера почистила покрывало, — проворчала она и, вытащив из-за ширмы жестяное корыто, вылила туда воду. — Бросай одежду на пол, а я пока принесу еще воды.
Кейт неохотно поднялась и отряхнула одеяло. Пока Кончита несколько раз ходила за горячей водой, она сбросила с себя белье и наконец нагишом шагнула в корыто.
Теплая вода, словно по велению свыше, уняла боль. Когда экономка вернулась, чтобы помыть ее волосы, девушка настолько успокоилась, что насвистывала мелодию «Черноглазой Сьюзен» — одной из самых любимых ее песен.
Кончита была безмерно счастлива, что Кейт наконец-то оказалась дома. Ее девочка еще больше похорошела за эти несколько недель: огромные зеленоватые глаза, прямой нос, высокие скулы и полные губы — настоящая красавица. Даже от ее обожженной кожи веяло молодостью и здоровьем. Кончита сделала зарубку в памяти: намазать болячки Кейт домашним бальзамом из столетника.
При этом ее очень огорчило, что сеньор Джеб так и не сумел разглядеть хорошие качества дочери — стойкий дух и преданное сердце, скрытые под наслоениями неистовой ирландской гордыни.
— Ну, Кателина, расскажи-ка мне обо всем, что приключилось с тобой, — тихо проговорила Кончита.
Кейт улыбнулась мексиканке, а потом начала рассказывать о том, что случилось в Накогдочесе, — о жестокости миссис Эберхард, о том, что ее понудило сжечь школу, и о последовавшем затем заключении в тюрьме.
— Бедняжка! — воскликнула Кончита в конце ее повествования и осенила себя крестным знамением. — Не мне порицать тебя! А что сказал сеньор Джеб?
Зрачки Кейт потемнели от негодования.
— Как обычно, сеньор Джеб даже не пожелал выслушать свою собственную дочь.
Кончита наклонила голову, промывая густые черные волосы Кейт.
— Какая жалость! Не понимаю, что такое с вами: дня не проходит, чтобы вы не поругались. Сеньор Джеб при жизни сеньоры Маргариты был другим человеком…
— Он никогда не перестанет винить меня в ее смерти, — с горечью промолвила Кейт.
Вздохнув, мексиканка повернулась и вынула из туалетного столика два полотенца. Как только Кейт поднялась на ноги, Кончита обернула одним полотенцем ее мокрое тело, а другим принялась тереть волосы.
— Сеньор Джеб — хороший человек, но с тобой…
— У него нет ни капли терпения, — договорила Кейт.
— А ты разве ни разу не подвергала испытанию его терпение? — кротко осведомилась Кончита.
Вздохнув, Кейт приняла из рук мексиканки ночную рубашку.
— Дело в том, что отец совсем не любит меня.
— В таком случае Зачем он отправился за тобой в Накогдочес?
Кейт расправила рубашку.
— Это все упрямство и гордость. Он не мог позволить, чтобы я опозорила семью. К тому же он решительно настроен наказать меня, выдав замуж за какого-то старого дурня.
