Потом последовало отрезвление. Не имеет значения, почему он послал ей наряд, почему хотел сейчас ее общества. Не имеет значения, противно ли ему ее лицо, извращенец он или садист, который наслаждается уродством. Ему что-то нужно от нее, а ей нужны от него мечта, воспоминание, красота.
– Разумеется, – ответила Сара на его последний вопрос.
Он быстро взглянул на нее, в его глазах было удивление, но волна самонадеянности уже несла ее к танцевальной площадке, которая ждала их наверху.
Когда они вошли в бальный зал, оркестр был едва слышен, его заглушала какофония песен и разговоров, танцевальная площадка, окруженная колоннами, была переполнена людьми в причудливых костюмах, и еще вдвое больше толпилось по периметру зала. Но Мавр просто двигался вперед, и препятствия таяли перед ним, пока он не остановился на маленьком свободном пространстве в середине площадки.
Как только оркестр из пяти музыкантов, вытесненный танцующими под колоннаду, заиграл вальс, Мавр повернул Сару лицом к себе и поклонился.
– Начнем, ваше величество?
– Конечно, мой Синдбад. – Она снова засмеялась, потому что могла.
До этого весь танцевальный опыт Сары ограничивался еженедельными часовыми уроками в женской школе Даннеферт, где при отсутствии партнеров девочки попеременно выполняли роль ведущих. Она даже не представляла, как велика разница между танцем с мужчиной, а не с хихикающими школьницами.
Это напоминало чудесную сказку, хотя она не была стыдливой Золушкой. Она чувствовала себя такой легкой, такой возбужденной, такой невероятно опытной. Мавр был высоким, но из-за пьянящего тумана в голове, окутавшего ее разум, он казался ей почти великаном, его грудь стеной перед ее лицом, так что Саре пришлось откинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Его прикосновения, его взгляды разжигали в ее теле огонь, и впервые это не сопровождалось унижением.
Площадка была переполнена, слишком переполнена, и когда они делали разворот рядом с греческой богиней, Мавр притянул Сару еще ближе. Она даже почувствовала давление его ног и вспомнила сотни неуклюжих столкновений, которые происходили под суровым взглядом учителя танцев. Но Мавр двигался сквозь этот хаос легко, словно дуновение ветра. Он вел их к открывшемуся на миг свободному пространству, не разжимая объятий, так что при каждом вдохе она чувствовала, как ее груди упираются ему в грудь. Леди обязана держать партнера на расстоянии, говорил ей разум. Она должна отодвинуться, восстановить надлежащую дистанцию, такое обращение было для леди оскорбительным.
В глубине души Сара знала, что она не леди. У нее теперь есть занятие, как у приличной работающей женщины… раньше не было и этого. Никогда она не может стать леди. Даже надев шелка и драгоценности. Поэтому Сара не отстранилась, когда Мавр наклонился к ней, и она почувствовала его дыхание на своей щеке. Его маска выглядела совершенно бесполой, но эти глаза и тело…
Улыбнувшись под вуалью белой маске, она спросила:
– Почему вы пригласили меня сюда?
Их плавное вальсирование превратилось в вихревое движение, которое закончилось, когда ее спина ударилась о колонну так, что у нее перехватило дыхание. Глаза Мавра сверкали, он молча смотрел на Сару, пока она пыталась отдышаться. Упираясь руками в колонну по обеим сторонам ее высокого парика, он всем своим весом прижал ее к холодному мрамору.
Она ловила взгляды других пар, скользивших мимо в безрассудной жажде наслаждений. Если б она крикнула, наверняка кто-нибудь из них пришел бы ей на помощь. Но Сара не хотела кричать, несмотря на боль в лопатках, да и нервную дрожь, бежавшую по спине, вызывало скорее возбуждение, чем страх.
Вероятно, Мавр что-то прочел в ее взгляде, поскольку выражение глаз у него слегка изменилось, и из-под маски донесся хриплый смешок, настолько же приятный, как голый череп ангела.
– Почему я вас пригласил? Это имеет значение? – ответил Мавр вопросом на ее полузабытый вопрос и чуть отодвинулся.
Прежде чем Сара успела открыть рот, он уже поднял свою маску, которая выглядела на его тюрбане словно лицо какого-нибудь двухголового восточного бога. И он действительно казался богом. Не Адонисом, конечно, но Плутоном он был настолько совершенным, что она даже подумала, не специально ли Персефона съела те зерна[2]. Над черным изгибом густых бровей – широкий умный лоб, сверкающие глаза – как твердые изумруды по обеим сторонам орлиного носа. Однако Сару привлек его рот, полный, кривившийся в ироничной полуулыбке, рот беспутного короля, двуполый в своей красоте и все-таки ужасно, неоспоримо мужской.
Ее скудные достоинства не заслуживали взгляда такого мужчины, как этот. Она бы сбежала, если бы он не загораживал ее своим телом. Но возможность снова прикоснуться к нему, хотя бы оттолкнуть, вызывала дрожь удовольствия, которое приковало ее к месту.
Увидев, что он собирается поднять вуаль, Сара крепко ухватилась за край, чтобы, пусть и ненадолго, продлить иллюзию. Какой бы странный каприз ни заставлял Мавра преследовать ее, этой правды он не выдержит.
– Нет.
– Как вам угодно, – пробормотал он и сжал ее подбородок сквозь вуаль.
Хватка осторожная, но в ней была сдерживаемая сила, она чувствовала швы его перчаток и тепло его рук. За секунду до того, как он стал наклоняться, она поняла, что он собирается делать, и каждая частица ее существа вспыхнула от радостного ожидания. Рот Мавра неумолимо приближался, и она раскрыла губы раньше, чем он коснулся их.
Жар. Удивительный, невероятный, влажный жар мягко-твердых губ. От этого почти нежного прикосновения что-то внутри у нее разорвалось, посылая сладкую боль. Мавр требовал, однако не крал, и она с радостью отдавала, шершавая вуаль царапала ей губы – мука и приятное возбуждение.
Когда Мавр поднял голову, Сара, открыв глаза, увидела, что он пристально смотрит на нее, пока она прижимается к его телу.
– Неудивительно… – Он вдруг умолк.
Она с изумлением обнаружила, что совершенство его облика чуть-чуть нарушилось, потемневшие глаза и два слабых пятна румянца на щеках делали его лицо мальчишеским, почти невинным. Если б не циничный смех. Он медленно провел по ее рту большим пальцем, и Сара прихватила его губами сквозь тонкую вуаль. Мавр сделал глубокий вдох, в котором слышалась легкая дрожь.
– Завтра ночью.
Он шагнул назад и, не успела Сара опомниться, растворился в толпе.
Услышав взрыв аплодисментов, потрясших бальный зал, она, еще околдованная, подумала, что хлопают ей, но все смотрели на оркестр, и до нее дошло, что просто закончился вальс.
Сара выбралась в портего, напрасно ища глазами алый тюрбан и белую маску. Действительно ли он был здесь? Или это ее больное воображение? Но ответ ей дала собственная вуаль, еще влажная от поцелуя. Сара лизнула, чтобы ощутить его вкус. Нет, память о нем ей не требуется. Завтра. Она снова увидит его завтра ночью.
