Ознакомительная версия.
– Нинка, я вам тут что… помешал? – вернувшись к освещённому столу, мрачно спросил он.
– Идио-о-от… – простонала Нина, падая на стул. – Как же вы мне все надоели, господи, господи, господи-и-и… Что ты явился? Вот скажи мне, что ты явился среди ночи, олух царя небесного?! Хочешь, чтобы цыгане языки до дыр стёрли? Чтобы твоя Танька мне волосы отрезала?!
– С чего ей?.. – буркнул Мишка.
– А с того!!! Дурак! Кто я тебе, чтоб ты ночью из дому срывался про моё самочувствие узнавать?!
– Кто ты мне, спрашиваешь?.. – переспросил Мишка.
И в негромком голосе его послышалось что-то, от чего Нина зажмурилась и долго сидела неподвижно, уронив лицо в ладони. Затем шёпотом сказала:
– Мишка, я больше в «Савой» не пойду. И в пивную не пойду. Я не могу. Чёрт с ними, с деньгами, не могу больше… Меня сегодня чуть не убили, я боюсь…
– Я знаю, – хмуро отозвался Мишка. Помолчал немного, постукивая длинными, худыми пальцами гитариста по столешнице… И вдруг взорвался:
– Потому что дура ты, Нинка! И всегда, всю жизнь дурой была! Какого лешего ты к нам не пришла?! Сколько тебя уговаривали! Сам дядя Егор Поляков приходил просить – отказала! В «Стрельне» дела хорошо идут, ресторан каждый день полон! Нэпманы у цыганок в ногах валяются! Таньке моей на днях такой брильянт подарили, что она теперь и спит с ним в обнимку, из рук выпустить боится! Надьке-пигалице, племяннице поляковской, тринадцать лет всего, голоса и в помине нет – а за пляску под ноги червонцы мечут! И никто бы там тебя не тронул, цыгане бы не дали, спрятали бы, если что! Так нет! Характер показать вздумала!
– Мишка, да не кричи ты на меня… – попросила Нина, не поднимая головы. – Никак в толк не возьму, что вы все орёте? И чего хотите?
– Ну, уж чего твой чекист хочет, ещё два года назад ясно было, – проворчал сквозь зубы Мишка. – Уж, по-моему, давно бы могла осчастливить-то его. И девок спокойно бы растила, и копеек бы не считала.
– А если я тебе сейчас в морду дам, яхонтовый мой? – устало спросила Нина. Она при этом даже не повернулась к Скворечико, но тот счёл нужным отодвинуться подальше. Чуть помолчав, спросил:
– Нинка, ну почему ты за меня не пошла?
Не оглядываясь, она пожала плечами.
– Не любила.
– Ну и что?
Некоторое время в тёмной комнате стояла тишина. Наконец Нина медленно, не глядя на Скворечико, выговорила:
– Вот так ты, морэ, и на Таньке женился. Не любил… ну и что? Хорошо тебе теперь? Так хорошо, что вот сейчас сидишь и передо мной позоришься?
Мишка вскочил из-за стола, и Нина совершенно спокойно подумала, что он вот-вот её ударит. Но Скворечико, оказавшись рядом, лишь взял в горячие ладони её мокрое от слёз лицо, и совсем близко оказались знакомые, острые, чёрные глаза.
– Нинка… Скажи вот слово – и тут, с тобой останусь! Насовсем останусь!
– Не выдумывай, – со вздохом отстраняя его руки, сказала она. – Иди уже к жене, ну тебя. Мне Танька небось не чужая, бабки наши с ней сёстры…
– Двоюродные же! – с такой горячностью напомнил Мишка, что Нина невольно улыбнулась.
– Да хоть и семиюродные… Я, может, и правда на шлюху переулошную теперь похожа, только не буду же от детей отца тащить.
– Это твой чекист тебя шлюхой назвал?! – взвился Скворечико. – Да чтоб ему…
– Не он, а ты, – без злости напомнила она, – когда последний раз видались, помнишь?
– Нинка, да я же…
– Что «Нинка»? Называл же? И думал про меня всякое? А что ж ты теперь отворачиваешься – было ведь?
Мишка молчал, стоя к ней спиной. Нина глубоко вздохнула. Встряхнув обеими руками ещё не просохшие волосы, прижалась лбом к оконному стеклу.
– Извини, Миша, что вот так с тобой говорю. Но ты мне прежде как брат был. А теперь никто стал. Ну, что я поделаю? Ступай домой. И так разговоры пойдут всякие. Тебе-то ничего, а мне отбрёхивайся… Иди.
Скворечико медленно пошёл к дверям. Нина проводила его до порога, незаметно вздохнула, когда он, уже выходя, обернулся и свет лампы блеснул в огромных, чёрных глазах.
– Нинка…
– Ну что ещё, господи?..
– Прости меня.
Она кивнула и плотно закрыла за ним дверь. Оставшись одна, села на пол, прислонилась спиной к тёплому боку печи и закрыла глаза.
– …Нина! Ниночка! Ради бога, просыпайтесь, за вами пришли! Почему вы валяетесь на полу?!
Нина с трудом открыла глаза. Из окна, сквозя через влажные, ещё обнажённые листья липы, било апрельское солнце. Девочек не было, их книжек на столе тоже, кровать аккуратно застелена, а перед Ниной прыгал взбудораженный Кленовский.
– Ну что тако-ое?.. – жалобно застонала она, поднимая голову с пыльных половиц и чувствуя, как у неё отчаянно ломит всё тело. – Я спать хочу-у-у… Вадим Андреевич, что же вы так кричите, что случилось?..
– Мы с вами наконец доигрались! – драматическим шёпотом возвестил Кленовский, косясь на прикрытую дверь. – Я узнал о вчерашнем в «Савое»! Натурально сразу же помчался узнавать о вашем самочувствии – и вижу внизу во дворе машину! Там приехал серьёзный товарищ с «маузером» за вами! Из ЧК!!!
– Да?.. Опять?.. – вяло переспросила Нина, усаживаясь на полу. – И что ему надо?
– Ниночка, это не шутки! Это большие неприятности! Прошу вас, одевайтесь и выйдите к товарищу, не заставляйте его ждать! Ну почему они не идут к вашим Охлопкиным, там же столько всего для них интересного! – Кленовский, как озабоченный жук, бегал по маленькой комнате, то и дело поглядывая на дверь. – Пусть там им покажут самогонный аппарат и Никифора, который торгует краденым! Пусть они на всё это внимательно посмотрят! Зачем им нужна несчастная цыганская вдова с двумя детьми?! Ниночка, быстрее, быстрее же! Хотите, я поеду с вами?
– Ещё не хватало! Вадим Андреевич, да позвольте же привести себя в порядок! Отвернитесь… О-о, боже мой, да чего же им ещё от меня нужно?!
«Серьёзный товарищ с «маузером» расхаживал взад-вперёд по общей кухне. Из коридора за ним со священным ужасом наблюдали обитатели «петуховки». В недрах квартиры слышалось чуть заметное журчание: прачка Маша в своей комнате оперативно сливала в щель под полом самогон. Когда Нина в строгом чёрном костюме и шляпке вышла в кухню, гость обернулся к ней и оказался молодым чернявым парнем со свежей царапиной на небритой щеке.
– Фёдор Приходько, – коротко представился он. – Вам надо бы ехать со мной, Антонина Яковлевна.
– Вы меня арестовываете? – осведомилась она. – Но за что?
– Это не арест. – Приходько в некотором замешательстве окинул взглядом просунувшихся в дверь соседей. Взъерошенные головы тут же попрятались.
– Гражданка Баулова, мы не можем здесь говорить, – официальным тоном заявил он. – Прошу вас следовать за мной. Это не арест, просто обычная формальность. Вам надо подписать одну бумагу. С собой ничего брать не нужно.
Ознакомительная версия.
