Девушка с характером - Анне Якобс

Мари втаскивала чемодан, Китти возилась с сумкой. Она взгромоздила ее на свою кровать, заметив со смехом, что Мари, верно, захватила с собой из Аугсбурга целую кучу гальки. Предупредила, чтобы камеристка не пугалась небольшого беспорядка, сегодня она в комнате еще не убирала и сейчас все быстренько сделает. Но сначала покажет Мари квартиру.

– Это птичье гнездышко, Мари. Две комнаты, одна – тебе, другая – мне. Кухня хоть и небольшая, но есть стол, за которым нам двоим места хватит. Вот только плита скверная, я все пальцы себе сожгла, а огонь все равно вырывается наружу…

Какой же здесь царил беспорядок! Блузы и полотенца, тюбики с краской, угольные карандаши, чашки из-под кофе, увядшие цветы, резинки для волос, разорванная перьевая подушка, незаконченные рисунки, сухой хлеб и тысяча других вещей лежали кучами на кроватях, на полу и мебели. Мари знала, что Китти не особо стремилась к порядку, но что человек мог выносить такой хаос, не укладывалось у Мари в голове. Кроме того, было ужасно грязно, по стенам висела паутина, обои и потолок над печками были закопчены.

– Мари, взгляни, какой тут вид, – мечтательным тоном произнесла Китти, такие пустяки, как чадящие печки, ей были мало интересны. – Смотри! Вон там белые купола базилики Сакре-Кёр. Символ Монмартра. Я покажу тебе его потом.

И действительно: вид из окошек каморки многое компенсировал. Между крышами виднелись улицы и переулки, по водосточным желобам скакали серые голуби и бесцеремонные воробьи, люди внизу казались маленькими, словно игрушечными. Сакре-Кёр была похожа на церковь, белоснежное здание напоминало замок из восточной сказки с множеством больших и маленьких куполов.

– Как же близко небо, – пробормотала Мари. – Кажется, протяни руку и дотянешься. И одновременно так далеко.

– Серафин, ты невозможная кошка, – хихикала Китти. – Знаешь, Мари, она приходит и уходит когда хочет. Но когда ночью холодно и одиноко, как хорошо чувствовать ее у себя под боком.

Мари нежно погладила шелковистую шерсть бродячей проказницы и сразу вспомнила Минку садовника.

– Могу я распаковать твою сумку, Мари?

– Конечно. И чемодан тоже, вещи все для вас, фрейлейн Катарина. Их упаковала ваша мать.

Китти помрачнела, отдернула руку и любопытство ее разом пропало.

– Мама? Она ведь знает, куда ты поехала?

– Да, я ей сказала. Она… очень волнуется из-за вас и подумала, что эти вещи вам понадобятся.

– Господи…

Мари согнала с сумки толстую кошку и открыла замок. На самом верху лежали ее личные вещи – белье, юбка и блузка, чулки, вторая пара обуви, длинная ночная рубашка. А под ними – все то, что посчитала необходимым Алисия. Зубная щетка, зубной порошок, порошок от головной боли, щетка для одежды, пестрая коробочка с носовыми платками, несколько бутылочек духов, душистое мыло, две шелковые сорочки, теплая рубашка из тонкой ангорской шерсти, карманный фонарик, книги…

– Моя дорогая мама, – вздохнула Китти и посмотрела на Мари большими печальными глазами. – Она в порядке? Она… она ведь не очень беспокоится?

– Она была бы очень рада вашему возвращению, сударыня.

Заплачет или нет? Мари было очевидно, что Китти на самом деле страдает от разлуки с семьей. Просто не подает вида. Она тут же сменила тему, стряхнув с себя накатившую тоску:

– Называй меня Китти. Мы больше не фрейлейн и камеристка, мы подруги. Мы вместе живем и работаем, мы равны!

– Я постараюсь, – кивнула Мари. – Непривычно, с первого раза у меня, наверное, не получится.

– Тогда давай потренируемся. Итак, как ты мне скажешь?

– Китти…

Она просияла и подарила Мари сразу три флакончика духов. Когда открыли чемодан, выяснилось, что Алисия положила туда не только платья и белье для своей дочки, но и продукты. Копченую ветчину, печенье в жестяных банках, конфеты, шоколад и марципаны, консервированную говядину, мешок кофейных зерен.

– Мама, верно, думает, что я голодаю, – простонала Китти. – Эти зерна на вес золота, Мари. Кофе во Франции плохой.

– Твоя мама очень скучает, Китти. И отец тоже…

– Я им напишу.

Прозвучало жестко, сказала как отрезала. Фрейлейн Китти ни о чем не хотела жалеть, она хотела мечтать о будущем. Мари не стала сразу отдавать ей деньги. Все-таки неумно поступила Алисия Мельцер. Все эти дары только поддержат безрассудные начинания Китти. Жить и работать в Париже! Как она себе это представляла? Чем платить за квартиру и еду? Выручкой от продажи рисунков?

– Я сейчас оденусь и покажу тебе Монмартр. По дороге съедим чего-нибудь, здесь полно кафе и ресторанов.

Она захлопнула чемодан, порылась в комоде, сбегала туда-сюда и наконец нашла что искала. Отобранные с любовью костюмы, посланные Алисией, Китти оставила без внимания, вместо этого надела довольно помятое, небрежно наброшенное на вешалку платье с поясом на талии. На бедрах ткань была посажена на широкий проволочный каркас, затем юбка постепенно сужалась и к лодыжкам была такой узкой, что ходить в ней можно были лишь мелкими шажками.

– Но… при ходьбе вашу ногу видно до колена… то есть твою ногу, – в ужасе поправилась Мари.

– И что? Мы на Монмартре, моя маленькая Мари. А не в чопорном Аугсбурге. Здесь носят стиль танго!

Выяснилось, что это непозволительно дорогое модельное платье от Поля Пуаре купил ей в начале путешествия Жерар Дюшан. Для своей претенциозной возлюбленной он тратил деньги не только на платье и обувь, но также и на отели, принадлежности для рисования, бесконечные милые штучки, которые Китти обязательно хотела приобрести, – шляпки, бутылочки, баночки, фарфоровые чашки, шелковые зонтики от солнца и тому подобное.

– В самом начале мы каждую ночь останавливались в разных отелях, – щебетала Китти, пока они спускались по лестнице. – И всегда под вымышленными именами. Приходилось осторожничать, поскольку отец Жерара объявил его в розыск…

Из одной короткой проходной фразы Мари узнала, что Жерар представил Китти отцу как свою будущую жену. И был скандал, поскольку он уже два года как был обручен с дочерью делового партнера отца. Беатрис Монье твердо решила стать мадам Дюшан, эта помолвка имела важное экономическое значение для фирмы Дюшан.

– Они ужасные люди, Мари. Про нашу семью они говорили les boches [30]. Это оскорбление.

Мари помолчала, но ей было бесконечно жаль Китти. Та, без сомнения, надеялась, что ее с распростертыми объятиями примут в семью Дюшанов. Каким горьким должно быть ее разочарование. И как нелепо было со стороны Дюшана не сказать о помолвке. Неудивительно, что любовь Китти угасла. Ведь это была любовь?

– И почему у меня такие глупые сны? – продолжала болтать Китти. –