— Тэмсин, доброе утро.
Голос Люси ворвался в философские раздумья Тэмсин и прервал их. Люси спускалась по лестнице: ее лицо было смущенным и возбужденным одновременно.
— Доброе утро, — любезно ответила Тэмсин, чувствуя облегчение при виде Люси, настроение которой, по-видимому, за ночь изменилось к лучшему. — Я собралась на прогулку. Не желаете ли сопровождать меня?
— О да, с радостью. Я только захвачу зонтик от солнца и накидку.
— Но они вам не понадобятся. Сегодня очень тепло, и я собралась пойти на мыс Святой Екатерины. Придется карабкаться по утесам. Едва ли вы захотите обременять себя лишней ношей.
Люси, рассчитывавшая на приятную и неспешную прогулку по дорожкам вдоль кустарника, сопровождаемую веселой болтовней, была в ужасе от такой перспективы, однако стоически сказала:
— Нет, конечно, не захочу. Вы уже отправляетесь?
— Если вы готовы, — вежливо ответила Тэмсин.
Они прошли уже половину пути по подъездной дорожке, когда из-за деревьев появился Габриэль, пеший и с ружьем через плечо. На другом его плече висел ягдташ.
— Куда ты, малышка?
— На мыс Святой Екатерины. А потом в Фоуи купить иголок и ниток для Хосефы.
Он кивнул, приветливо улыбнулся Люси и продолжил свой путь.
— Ваш слуга ведет себя очень фамильярно.
— Габриэль не слуга и никогда не обращайтесь с ним как со слугой, — сказала Тэмсин. — Он очень обижается на это. Он был самым доверенным другом моего отца, а теперь присматривает за мной.
— Должно быть, у вас в Испании все иначе, — заметила Люси, нащупывая почву, чтобы начать разговор о наиболее интересующем ее предмете.
— Можно сказать и так. — Тэмсин направилась к тропинке, круто уходившей вверх, к утесам.
Она шла широким и легким шагом Люси, задыхаясь, с трудом поспевала за ней, отмахиваясь от мух, роем кружившихся над головой. На лбу уже выступила испарина, — Вы обо всем говорите иначе. — Они добрались до самого высокого места тропинки, и Люси остановилась, вдыхая прохладный бриз, который доходил сюда снизу, с моря, простиравшегося под ними. — Я имею в виду те вещи, о которых, как вы говорите, вам рассказывала мать.
Ее щеки раскраснелись, и она знала, что не от ходьбы.
Смех Тэмсин подхватил ветер:
— Я полагаю, ваша мать не рассказывала ничего подобного? Она снова двинулась вперед, потом сбежала вниз по тропинке к выступу, нависавшему над устьем реки Фоуи. Под ними виднелись руины форта Святой Екатерины, который когда-то защищал подступы к устью реки и был частью системы береговой обороны Генриха VIII.
К тому времени, когда Люси догнала ее, Тэмсин уже сбросила туфли и растянулась на животе, глядя вниз, на форт и на противоположный берег реки, широкой в этом месте, у устья. Клипер, груженный глиной, сырьем для фарфора, как раз выходил из устья Фоуи в море.
— Нет, не рассказывала, — ответила Люси, падая на траву рядом с ней и гадая, отстираются ли зеленые пятна на ее палевом батистовом платье. — Единственное, что она мне рассказывала о браке, это то, что в нем есть некоторые неприятные стороны, но что долг женщины — терпеть.
— Ляг на спину и думай об Англии! — сказала Тэмсин, с отвращением покусывая травинку. — И, я полагаю, ваш брат тоже ни о чем таком не упоминал?
— Джулиан! — Люси с ужасом уставилась на нее. — Он никогда не говорил со мной о таких вещах!
— О! — Тэмсин решила, что обсуждать поведение Джулиана в сложившейся ситуации опасно — она непременно чем-нибудь выдала бы себя.
— Я знаю, мне не стоило бы заводить разговор об этом, — отважилась заметить Люси.
Тэмсин рассмеялась и перекатилась на спину, жмурясь на солнце.
— Респектабельность, не позволяющая вам об этом говорить, делает жизнь очень скучной. Я готова биться об заклад, что Гарет предпочел бы в постели нереспектабельную женщину.
— У него их уйма, — сказала Люси кисло, а потом задохнулась от стыда, сама себе удивляясь, что сказала такую неприличную вещь.
Тэмсин только улыбнулась.
— Но, если бы у него была такая дома, возможно, ему не потребовалось бы так часто скитаться в поисках утешения.
— Так Что же я должна сделать, чтобы стать нереспектабельной? — спросила Люси. — Вы, кажется, так много знаете об этом.
На кончике ее языка висело признание, что она и Гарет кое-что видели прошлой ночью. Но было крайне неприятно и затруднительно признаваться, что они тайно следили… за Тэмсин и ее братом, впрочем, еще более затруднительно было бы признаться, что увиденное, непонятно почему, странным образом возбудило их.
— Я расскажу вам, если вы дадите слово, что не обмолвитесь об этом брату. Если он узнает, что я вас развращаю, он выставит меня из дома.
— Он это сделает? — выдохнула Люси. Она очень боялась брата, но после того, что ей довелось увидеть прошлой ночью, не могла представить, чтобы Тэмсин приняла такие условия без возражений.
— Вероятно, — ответила Тэмсин. — Поэтому вы должны пообещать.
— Клянусь.
Тэмсин улыбнулась солнечному свету и начала просвещать это невинное существо, смотревшее на нее широко раскрытыми глазами, по части некоторых ухищрений и любовных игр.
Часом позже Люси возвращалась в одиночестве в Тригартан. Она шла гораздо медленнее, чем шагала к мысу в сопровождении Тэмсин. И была очень задумчива.
Тэмсин начала спускаться вниз, к селению, по крутой и извилистой тропинке. Она тоже была погружена в свои мысли. Весьма похвально и приятно навести порядок в чьей-нибудь жизни, даже если и не понятно, что Люси находит в Гарете Фортескью. Правда, он не показался слишком неприятным, только ленивым, самонадеянным и избалованным. Если верить Сесили — качества, обычные для английского аристократа. Он не производил впечатления человека, способного довольствоваться лишь супружеской постелью, какой бы хорошей эта постель ни была. Но, надо надеяться, она сама будет чувствовать себя удовлетворенной. Такое положение, разумеется, должно благотворно повлиять на стабильность брака.
Тэмсин сделала покупки в лавке торговца мануфактурой и, купаясь в лучах солнечного света, не спеша направилась вдоль набережной. Дэвид и Чарльз Пенхэлланы наблюдали за ней со ступенек белого здания таможни, где беседовали с чиновником налогового управления, дородным джентльменом, ежедневно ведшим парадоксальную борьбу с самим собой, потому что работа, которую он выполнял, была направлена против его интересов. Для человека, столь нежно любившего вино и коньяк, как лейтенант Баркер, не давать джентльменам заниматься ввозом этих товаров — адская работа. Он был специалистом по закрыванию глаз на некоторые вещи, а контрабандисты обычно сообщали ему заранее, когда следует это сделать.
