— Теперь ничто не стоит на вашем пути, — самодовольно заявил Лопес, и Рафаэль едва сдержался, чтобы не ударить его.
Было еще темно, когда Рафаэль пробрался вслед за Лопесом в Ла-Крус. Они опрокинули одно из орудий форта, в то время как люди из отборного полка Эскобедо проникали через проем в стене; их серые мундиры сливались с ночными тенями. Нигде не было ни намека на «Полк императрицы», и отряд, в чью обязанность входило защищать вход в Ла-Крус, тоже исчез.
Лопес и следовавший за ним по пятам Рафаэл побежали в спальню принца Сальма, крича:
— Быстрее! Спасайте императора; враг в Ла-Крусе! Принц Сальм едва успел схватить саблю и засунуть за пояс пистолеты, когда Грилл, камердинер императора, вошел и пригласил его к Максимилиану. Доктор Бах прибежал следом за обезумевшим от горя камердинером, громко вопрошая, что случилось.
Сальм выбежал на площадь и, к своему удивлению, обнаружил ее совершенно пустой. Зловещая тишина заполняла все вокруг. Когда он помчался назад к императору, тот встретил его спускающимся по лестнице в шинели и с пистолетами в руках. Позади Максимилиана шли старый генерал Кастильо и его секретарь Блазио. Рафаэль, оставаясь незамеченным, прислонился к двери и наблюдал, как Сальм бежит к императору.
— Скорее, ваше величество, нельзя терять ни минуты! — возбужденно выкрикнул он, выхватывая у Максимилиана пистолеты и за руку ведя его к выходу.
Они едва успели добраться до двери, как наткнулись на солдат-республиканцев, среди которых находился Лопес, — все они собрались вокруг юного полковника. Сестра этого полковника была фрейлиной императрицы, и его семья много сделала для империи, так что он хорошо знал Максимилиана; но все же, когда солдаты попытались преградить императору путь, он громко крикнул:
— Пропустите их. Это мирные горожане.
В полной военной форме Сальм и Кастильо спокойно прошли вместе с императором.
Рафаэль незаметно последовал за ними и видел, как Максимилиан и остальные направились к окраине города. Он мог бы крикнуть, мог бы арестовать их, но почему-то не сделал этого. Несмотря на свою политическую несостоятельность, Максимилиан был хорошим человеком, но Рафаэль сомневался, согласится ли Хуарес освободить его, и ему не хотелось увидеть казненным императора, который оказался жертвой политических махинаций и своего собственного тщеславия, считая, что мексиканцы желают видеть своим императором иностранца.
Рафаэль даже почувствовал восхищение, когда Лопес снова подошел к императору, умоляя его укрыться в доме дона Карлоса Рубио, банкира, но Максимилиан отказался.
— Я не стану прятаться, — холодно заявил он, проходя мимо одной из своих полностью оседланных лошадей, которую держал грум. Лопес думал, что император сбежит, но недооценил его характер.
К моменту, когда Максимилиан и его спутники достигли Серро, солнце уже поднялось, они видели, как вражеские войска заполняют город, а их собственные солдаты бросают оружие и сдаются. Сбежали все, кроме одного батальона, оставшегося защищать Серро. Мехиа с несколькими своими телохранителями и небольшим отрядом кавалерии смог последовать за ними, но Мирамон был ранен.
Когда Рафаэль развернулся и пошел обратно к центру города, только несколько сотен солдат отчаянно защищали покрытую кактусами скалу последней цитадели императора, в то время как вокруг них со всех окружающих холмов батареи открыли огонь, а пехота и кавалерия постепенно окружили холм. Керетаро сдался.
— Это было неизбежно, Аманда, — холодно сказал Рафаэль, подавая ей чистый кусок ткани. — О ком ты плачешь — о Лопесе?
— Будь ты проклят! — Она зло посмотрела на него, вытирая глаза и почти ненавидя его в этот момент. — Бессердечный изверг! Ты знаешь, что при дворе Максимилиана у меня были друзья, и сейчас я думаю о Максе и о бедной Карлоте…
— А разве не о своем бывшем любовнике? Интересно, был бы он разочарован, если бы узнал об этом? — резко бросил Рафаэль.
Не понимая его необычной жестокости, Аманда вскочила на ноги и выкрикнула:
— Он никогда не был моим любовником! Почему ты не веришь в это, черт тебя возьми?
— Ты знала, что я помогал Лопесу предать его императора? Я был с ним. И ради Бога, Аманда, не смотри на меня, словно раненый котенок! Ты что, хотела, чтобы эта война продолжалась вечно? Когда-нибудь ее надо было прекратить, и это был единственный выход. Твой отважный глупый Максимилиан никогда бы не сдался и не отрекся, и с каждым днем гибло бы все больше людей.
Бросив на землю сигарету, Рафаэль раздавил ее каблуком сапога, думая про себя, что он действительно не выносит предательства. Его от этого просто тошнит, точно так же как скручивает внутренности от одного только упоминания о Мигеле Лопесе.
Почему же он продолжает сейчас мучить Аманду, обвиняя ее в том, чего, он знает, она не совершала? Может быть, он просто хотел услышать ее полные злости опровержения, ее гневные слова, которые ранят его и заставят истекать кровью? Он заслужил это. Он заслужил все, что бы она ни сказала, когда он признается, что знает правду.
Ему понадобилось все самообладание, чтобы не пристрелить Лопеса, когда тщеславный полковник, смеясь, упомянул некую даму, чье сопротивление ему еще не удалось сломить.
«Но я это сделаю, — бахвалился Лопес. — Я найду ее, как только все это закончится! Ах, у нее лицо ангела, amigo, а ее муж далеко. Да и все равно скоро он не будет иметь никакого значения, потому что он на стороне Максимилиана. Может быть, я даже смогу купить Каса-де-Леон, а? Тогда эта строптивая леди уступит мне…»
Лопес какое-то время подозревал, что Рафаэль и Эль Леон — один и тот же человек, и его ядовитые замечания были полны коварных лживых намеков, — об этом однажды вечером сообщил Рафаэлю Рамон. Эта информация так потрясла Рафаэля, что он молча слушал, как Рамон выговаривает ему за жестокое обращение с Амандой.
— Она не заслужила ни одного из ваших обвинений, Эль Леон, и, по моему мнению, вы должны извиниться перед ней. — Рамон тяжело дышал, как будто после бега, его темные брови сошлись на переносице от отчаянной ярости. — Каковы бы ни были причины, но Лопесу удалось обмануть вас!
Еще долго после того, как Рамон вышел и оставил его одного в темной хижине, Рафаэль сидел и тупо смотрел в пространство. Он должен был понять, что слишком скептически относился к истинным чувствам Аманды, слишком легко поверил в ее двуличность и, может быть, слишком опасался собственной реакции.
Но даже теперь, когда он знал, какой-то бесенок по-прежнему заставлял его оставаться сдержанным и безразличным, не говорить ей, что он знает о ее невиновности. Проклятие! Все эти обвинения и инсинуации, которые он обрушил на нее, — должно быть, он сошел с ума от ревности. Как только он приведет свой отряд в Сан-Луис и получит разрешение, сразу же уедет, взяв с собой Аманду, и, может быть, им удастся все уладить между собой. Он оказался упрямым болваном, не слушал, когда Аманда пыталась рассказать ему о Лопесе, и теперь не знал, как признаться в своей неправоте. Даже записку, которую он видел, написала какая-то любовница Лопеса по имени Анхелия, а вовсе не Аманда, и Рафаэль понимал, что снова поспешил сделать неправильный вывод, как делал это уже много раз.
