– Какая же они замечательная пара!
– Так же как и мы с вами! – смеясь, ответила она, а он посмотрел на нее полными счастья глазами.
После четырех яркое летнее небо вдруг потемнело и покрылось свинцово-серыми с синевой облаками. Они походили на неспокойное море с перекатывающимися по нему волнами. Подул очень сильный ветер, под резкими порывами которого стали раскачиваться росшие во дворе деревья.
– Все в дом! – крикнула Эулалия.
Они быстро собрали со столов посуду, а мебель перенесли в крытую галерею. Им едва хватило времени сделать это до начала грозы. Огромные капли дождя почти сразу же превратились в град. Градины размером с фасолину бешено стучали по полу и крышам; молнии освещали почти ночную темноту, а раскаты грома гремели один за другим. Это была гроза невиданной мощности, природный катаклизм, который поражает и пугает человека, навевая роковые предчувствия и мысли о Божьей каре. Почти все спрятались в доме, а Жоан, наблюдавший за этим явлением из галереи, вознес благодарность за то, что находится в этот момент на твердой земле, а не на галере.
Гроза продолжалась довольно долго, казалось, что небеса сейчас обрушатся на землю, но все закончилось так же неожиданно, как и началось, и снова яркое солнце озарило улицы Рима, полные бегущих по ним ручейков.
Но вскоре семья Серра испытала самый настоящий ужас.
– Папа умер! – кричали ребятишки на улице. – Папа умер!
– В него ударила молния! – голосила одна из женщин, которая вместе с прочими радовалась этому событию. – Его убила посланная Господом молния, и именно в день именин покровителя Церкви!
– Божья кара за его пороки! – вторила ей другая. – Дьявол уже забрал его душу в ад!
Жоан и Анна потрясенно переглянулись: они знали, что все это означало для них.
– Надо подготовиться к обороне, – сказал Жоан Педро и Паоло, которые изумленно наблюдали за царившей на улице неразберихой, и добавил: – Праздник закончился. Надо брать в руки оружие.
– Я стоял рядом с неаполитанским послом, ожидая, когда Папа примет нас, как вдруг мощный удар потряс все здание, а дверь, ведущая в помещение для приемов – зал Понтификов, где находился Папа, приоткрылась, – рассказывал Иннико д’Авалос, который тем вечером ужинал с семьей Серра. – Я бросился внутрь, вслед за мной вбежали гвардейцы, и мы все увидели огромное пыльное облако, медленно оседавшее под порывами ветра. Дождь лил через крышу, которая… исчезла. На месте, где до этого находился Папа, лежала куча обломков, а рядом с ней – двое мертвых слуг.
1500 год был особым, «священным» годом, и все посетители собора Святого Петра в Ватикане, купив индульгенцию, приобщались к великому событию: им отпускались все грехи. Предполагалось, что более двухсот тысяч паломников посетят Рим – эта цифра в пять раз превышала все население города, и Борджиа считали такое беспрецедентное количество гостей свидетельством славы и международного признания, достигнутого за время папства Александра VI.
Неаполитанцы были одной из самых многочисленных групп в этом море паломников, прибывших со всех концов Европы с намерением получить отпущение грехов. Они выделялись своей южной экспрессивностью и песнопениями, которые не прекращались, пока они следовали процессией по улицам с образами своих святых. Эти образы паломники привезли из Неаполя, утверждая, что они по своей чудотворной силе более действенные, чем римские. Губернатор острова Искья прибыл в Рим во главе многочисленной группы соотечественников, и семья Серра, узнав о приезде Иннико, пригласила его на ужин именно в этот день.
– Похоже, что, когда Александр VI занял свое место на позолоченном троне, на три ступени возвышающемся над полом, неистовый порыв ветра раскрыл окна и сорвал гардины. А громадный деревянный балдахин, украшенный золотом и серебром и убранный шелком, который висел над троном, опасно закачался, – рассказывал маркиз Жоану и Анне, которые в смятении слушали его. – Снаружи дождь лил как из ведра и было так темно, что, казалось, наступила ночь. Ночь, освещаемая сполохами молний и сопровождающаяся грохотом грома, который почти ни на мгновение не прекращался. Епископ Капуанский и слуги бросились закрывать окна, и, когда спокойствие вернулось в зал, Папа дал знак епископу, чтобы он впустил нас. В этот момент новый порыв ветра раскрыл настежь окна, свалив на пол слуг, пытавшихся их закрыть; тут же послышался страшный удар, и верхний этаж обрушился на понтифика. Думаю, что он не успел даже помолиться.
Вместе со стражниками мы бросились разгребать доски, камни и строительный мусор. И под огромным количеством обломков обнаружили тело Папы: похоже, что шелковые ткани и дерево балдахина смягчили удары. Он потерял сознание, его лицо было в крови, а на голове зияла рана. Но Папа был жив! И это казалось невероятным!
– Чудо! – воскликнула Анна.
– Ну да, отказавшись от мысли о Божьей каре, о которой все подумали, решив, что он мертв, – ответил Иннико, улыбаясь, – мы сразу же посчитали это чудом, когда обнаружили, что понтифик жив. А сейчас все твердят, что это было предупреждение Господне.
– Святой отец переживал смерть Хуана Борджиа, считая ее знаком Провидения, – пробормотал Жоан.
– О котором благополучно забыл, – уточнила Анна.
– Я не счел бы удивительным, если бы это было предупреждение, у меня нехорошее предчувствие. – Неожиданно тон маркиза приобрел оттенок конфиденциальности и таинственности.
Жоан судорожно сглотнул – у него тоже было предчувствие чего-то нехорошего. Анна смеялась, когда он говорил ей, что предчувствует опасность, и просил жену отдалиться от ее подруг Санчи и Лукреции. В эти моменты она спрашивала, не передали ли ему флорентийские монахи дар предвидения. Но книжная лавка была центром, где встречались разные политические группировки, люди обменивались новостями, имели место конфиденциальные разговоры, которые на самом деле были не настолько конфиденциальными, как думали сами их участники. Паоло, даже не будучи таким проворным, как Никколо, прекрасно знал, каким образом добыть информацию, которую впоследствии передавал Жоану. Со своей стороны, Иннико д’Авалос также обладал исключительной информацией о совершавшихся событиях даже раньше, чем они, собственно, и свершались, – не только в силу своего привилегированного положения в политических кругах Неаполя, но и по причине оказываемой им поддержки деятелям культуры и широкому кругу друзей, среди которых находились Жоан и Анна.
– Что вас беспокоит? – спросил Жоан, чтобы убедиться в том, что их опасения совпадают.
– Как я понимаю, у вас очень близкие отношения с племянниками моего короля – Санчей и Альфонсо Арагонскими.
– Да, это верно, – подтвердила Анна. – Лукреция Борджиа и Санча – мои подруги, а Альфонсо является частым гостем в книжной лавке.
– Боюсь, что скоро его убьют, – сообщил Иннико. – Я имел честь быть одним из его наставников, и он значительное время проводил на моем острове. Этому молодому человеку только девятнадцать лет, но он прекрасно обучен управляться с оружием, а рассказы о рыцарских подвигах настолько нравятся ему, что желание превратиться в безукоризненного рыцаря стало одним из главных в его жизни. Думаю, что все это не идет Альфонсо на пользу, и волнуюсь за его будущее, ибо неизвестно, что уготовано ему в полном интриг ватиканском дворе.
– Не тревожьтесь, – Анна улыбкой старалась успокоить его, – Альфонсо сделал счастливой Лукрецию – никогда раньше она такой не была. И все говорят о том, насколько счастлив Папа, играя с внуком, и как он внимателен к Альфонсо. И Папа, и Цезарь обожают Лукрецию и знают, что она без памяти любит герцога Бишелье. Ничего плохого с Альфонсо Арагонским не случится.
– Я совсем другого мнения, – сказал Жоан. – Думаю, что ему грозит опасность. Поскольку он ведет себя вызывающе с Цезарем, а также превратился в помеху для политиков Франции и Ватикана.
– Он под защитой Папы, – стояла на своем Анна.
– Возможно, но его положение очень уязвимо, – объяснил ей Иннико. – Стратегия Папы заключается в том, чтобы связать узами брака своих младших детей с самыми влиятельными и знатными неаполитанскими семьями, а Цезаря – с Шарлоттой, первенцем неаполитанского короля, сделав таким образом своего сына наследником неаполитанского трона. Неаполь и папский престол, совместно подчинив себе непокорную знать, завладели бы половиной полуострова и одновременно располагали бы необходимой военной силой, чтобы завоевать оставшуюся часть Италии. Но, как вы знаете, Шарлотта категорически отказалась выходить замуж за Цезаря, и злые языки поговаривают, будто король Неаполя заявил, что не отдаст свое первородное дитя за сына священника. Так это или нет, но подобные слухи оскорбляют как Папу, так и Цезаря.
