Она боязливо обошла вокруг стола, чувствуя, как по спине бегут противные мурашки. Когда она приняла решение помочь Рейну проникнуть в высшее общество и раздобыть для него вожделенное приглашение на бал, она не подумала, что ей ведь придется сопровождать мужа. Каждая из этих карточек из дорогой бумаги, возможно, таила в себе зародыш несчастья, готового обрушиться на головы ни о чем не подозревающих новых светских знакомых. Но ее Рейн так хотел получить эти приглашения!
Она заставила себя взять один конверт, сломала печать. Маркиз Уэймот изъявлял желание видеть их у себя на званом обеде через два дня. Дрожащими пальцами она вскрыла второй конверт. Граф Брейнерд приглашал их на суаре в узком кругу друзей… Что это такое, бог его знает. Когда она сломала третью печать, колени ее уже слабели и подгибались, а голова кружилась. Она отложила приглашение не прочитав и пошла к двери, чувствуя, как все вокруг качается, кружится. Открыв дверь, она нос к носу столкнулась с Рейном.
— Чарити? — Он едва успел подхватить жену, которая вдруг стала падать.
Она пробормотала что-то в свое оправдание и попыталась высвободиться. Лицо ее было бледно, полные тревоги глаза казались черными. Он крепче охватил ее руками, прижал к себе.
— Чарити, что случилось?
— Ничего. Пустяки. — Она натужно улыбнулась мужу, надеясь отвлечь его. — Я спустилась, чтобы ответить на приглашения… но, должно быть, зря не полежала подольше. У меня вдруг закружилась голова…
— Чарити, посмотри на меня. — Но прошло долгое мгновение, прежде чем она сдалась и подняла на него взгляд; Темная тревога и страх были в этих ясных золотисто-карих глазах. Рейн оторвался от глаз жены, бросил взгляд на гору приглашений и понял, что необходимо как-то развеять ее страхи, причем немедленно. — Скажи мне, в чем дело?
— Рейн, я… я не могу идти в гости к этим людям… зная, что у них сразу же начнут происходить всякие кошмарные вещи.
Он смотрел в глаза жены, видел в них любовь к нему, томящуюся в темнице предрассудка, и понимал, что необходимо эту любовь освободить. Надо переломить заблуждение жены, отвлечь ее. Ему был известен только один способ. Он подхватил ее на руки и понес по коридору к лестнице. И чем сильнее она сопротивлялась, тем больше крепла его решимость. Проклятые суеверия! Он вытравит из нее эту глупость, вытравит своей любовью!
— Рейн, прошу тебя…
Но он уже ничего не слышал и вряд ли был способен к переговорам. Он открыл дверь спальни пинком, приказал перепуганной горничной выйти, свалил жену на кровать и встал над ней, уперев руки в бока, темный, яростный и… полный желания. Новый страх и, как ни странно, возбуждение охватили ее, мороз пробежал по позвоночнику. Неужели то же самое чувствовали лондонские дамы при виде ее мужа?
— Раздевайся, ангел мой, — приказал он. Голос его звучал угрожающе. Недобрая и хищная улыбка исказила его черты, когда он увидел, что жена от изумления раскрыла рот. — Я желаю полюбоваться твоей бледной английской кожей и обнять тебя своими смуглыми руками. Я хочу ощутить твое мягкое прохладное тело под напором моего тропического пыла.
Однако она медлила, и тогда он подтащил ее к краю кровати и принялся стаскивать с плеч легкий спенсер, теребить шнуровку шелкового платья. Перепугавшись, что вот сейчас придет конец ее небесно-голубому платью, она поспешила помочь ему, и скоро он уже снимал платье, а затем вышитую нижнюю сорочку с ее дрожащих плеч. Она стояла перед ним в одних чулках. Он взял ее руки и положил себе на грудь.
— Теперь ты раздень меня.
Она вся холодела и дрожала, и от возбуждения, и от тревоги. Трясущимися пальцами она принялась расстегивать его пуговицы, потихоньку продвигаясь вниз. Когда она добралась до клапана панталон, он наклонил голову, схватил ее руку и прижал к своей обнажившейся возбужденной плоти.
Внезапно она почувствовала, что его желание захлестывает ее как волной, окружает со всех сторон, проникает внутрь. Он стянул с себя одежду, затем поднял ее и направился в угол комнаты, где стояло зеркало во весь рост.
— Рейн! Что ты…
— Посмотри на нас, — приказал он, ставя ее перед зеркалом и крепко держа руками. Шокированная, она крепко зажмурила глаза.
— Я не могу: это очень плохая примета — смотреться вдвоем в одно зеркало!
— Это всего-навсего стекло с серебряной амальгамой, которое отражает все, что оказывается перед ним. Ты когда-нибудь видела свое обнаженное тело, ангел мой? Ты хоть знаешь, насколько ты прекрасна? — Он склонился к уху жены и прошептал: — Посмотри на нас, Чарити… посмотри, какая светлая у тебя кожа и какая смуглая у меня. Ты прекрасна!
Его жаркий шепот щекотал ей ухо, горячее дыхание обжигало шею, грудь. Она открыла глаза и увидела себя на фоне его большого темного тела. Увидела свои груди, округлые, с напряженными сосками. Взгляд ее сам собой скользнул ниже, к изгибу талии, крутым бедрам, испуганно остановился на треугольнике, покрытом темнеющими завитками.
Она немного успокоилась, и крепкая хватка его мускулистых рук ослабла, большие ладони легли ей на талию, скользнули по крутым бедрам. Его прикосновение было как жидкий огонь, и вид этих загорелых рук, так властно, по-хозяйски ласкающих ее, воспламенил ее сознание. Сердце отчаянно билось, нервы трепетали, а его ладони скользнули снизу вверх по ее животу и легли на груди.
Ее руки накрыли его ладони, прижимая их еще крепче, тонкие белые пальчики переплетались с его пальцами, ласкали их, направляли. Короткий вздох сорвался с ее уст, и она прильнула спиной к его жаркому телу, нежась в его властных руках и наслаждаясь волнующей возможностью наблюдать за этим в зеркале.
Он повернул ее к себе, затем встал так, что оба они оказались к зеркалу в профиль. Они так интимно прижимались друг к другу, так эротично выглядели изгибы их спин, круглящиеся ягодицы… и тонкая граница, отделявшая его темное тело от ее белого… ее груди, прижатые к его груди… его мускулистые бедра, прижимающиеся к ее животу, стройным ногам. Это было соблазнительно… бесстыдно… захватывающе.
— Посмотри, как мы дополняем друг друга, — хрипло шептал он ей в ухо, сжимая ее все крепче, притягивая к себе все ближе и яростнее. Он обхватил ее ягодицы, приподнял ее. — Ангел мой, откройся… люби меня. Ты создана для того, чтобы любить меня.
— Рейн… я хочу тебя. — Инстинктивно она подалась навстречу ему, и он ощутил жар ее нежной плоти. Отражение их соединяющихся тел в зеркале вспыхнуло в ее мозгу, когда он приподнял ее и заполнил собой.
Мышцы Рейна напрягались, перекатывались, и, не в силах больше терпеть, он отнес Чарити на кровать и проник глубоко внутрь ее. Тела их двигались в лихорадочном согласии, плоть впивалась в плоть, мягкость поглощала твердость, бронза загара набегала на бледный мрамор. Они двигались, поднимаясь все выше на восходящих потоках наслаждения, привнося новые краски в палитру обжигающей страсти, добавляя новые узоры в ткущуюся материю волшебства. Пик пришел с бело-голубым взрывом страсти и сотряс их напрягшиеся тела. Прижимаясь друг к другу, они потеряли ощущение, что являются двумя раздельными существами, они слились на ином уровне бытия… затерялись в пространстве, друг в друге… заблудились в своей любви.
