— Что за глупость! — взвизгнул Сильвен. — Вы сочините все, что угодно, лишь бы спасти жизнь себе и этой плаксивой курице, которая даже пресловутую «слезу» найти не сумела! Один Бог знает, зачем я так долго с ней возился…
— Истинная правда! Почему вы не убили ее раньше, коль скоро именно ей вы стремились отомстить?
— Она была мне нужна. Если бы ей не досталось наследство, дом наверняка был бы продан неизвестно кому, а я уверен, что в нем скрыт какой-то секрет.
— А разве вы не раскрыли этот секрет? За плинтусом был спрятан дневник Леонара. К несчастью, вы сильно торопились, не обыскали толком тайник и упустили одну страницу. А она, на мой взгляд, самая важная, потому что полностью оправдывает парикмахера от обвинения в убийстве вашего предка.
— Откуда вам это известно?
— Страница находится у меня. Как видите, у вас нет никаких причин убивать мадемуазель Отье, да и меня тоже!
Если Морозини и надеялся извлечь какую-то пользу из своего признания, ему пришлось быстро убедиться в том, что он допустил ошибку. На лице молодого человека изумление тут же сменилось выражением присущей ему холодной жестокости.
— Вы смеетесь! — сказал он, презрительно пожав плечами. — Напротив, я должен срочно избавиться от вас: оставить в живых таких свидетелей было бы величайшей глупостью…
— Сильвен! — взмолилась Каролин, выходя из оцепенения, в которое ее повергло все услышанное. — Я ведь верила, что ты любишь меня!
— Я и сам в это верил, представь себе! Ты очень красивая девушка, хотя умом не блещешь. И это мне мешало. Поэтому я и отослал тебя к твоей крестной матери, которая будто бы заболела. Признайся, тебе было хорошо у нее?
— Это правда, она так обрадовалась, что я охотно согласилась побыть с ней подольше.
— Это и дало мне возможность осуществить мой замысел. Леонора заказала копию настоящей «слезы», которую я представил на выставку от твоего имени. Кроме того, я перевернул твой дом вверх дном, инсценируя ограбление. По возвращении ты бы и осталась в нем, если бы на сцене вдруг не появился этот глупый аристократ. Тут игра получила совсем другой размах: урожай обещал стать куда богаче. И его здравый смысл тоже пригодился: признаюсь, сам я бы не догадался, как добиться эксгумации Флоринды. Кстати, что за предлог использовали вы?
— О, я верю в ваши способности, — саркастически заметил Альдо. — Рано или поздно вы, конечно же, нашли бы выход из положения. Или поручили бы это дело вашим подручным? Бывшим однокашникам, насколько я понимаю…
— Да, фанатам королевы! Таким же, как я, — поспешно добавил он.
— А их не смущает то, что они превратились в злодеев?
— Напротив! Они служат святому делу…
— А… профессор?
— Старый Понан? — усмехнулся Сильвен. — Ему чрезвычайно льстит, что у него есть собственная гвардия, но в нашу тайную деятельность мы его, разумеется, не посвящаем…
Послышался звонкий стук каблучков, и в слабом отблеске свечей показалась Леонора. Она была явно недовольна.
— Что вы тут спорите по пустякам, Фредерик? Вы теряете время, а это роскошь, которую мы не можем себе позволить!
— Мое почтение, леди Кроуфорд! — иронически приветствовал ее Альдо. — Позвольте вас поздравить, вы очень ловко провели нас. Никогда бы не подумал, что вы на это способны: возможно, вас вдохновили ваши… ваши голоса? Неужели и Мария-Антуанетта решилась встать на сторону бандитов? Я был бы крайне разочарован… Внезапно Леонора завопила:
— Молчите! Я запрещаю вам говорить! Вы… вы…
Не найдя, что сказать, она развернулась на каблуках и убежала. Ее любовник снисходительно пояснил:
— Это пройдет: уж очень она разволновалась в тот вечер. Она настолько привыкла разыгрывать роль медиума для Кроуфорда, что не выдержала реального явления духа. Вот так это и случилось. А теперь нам пора идти!
— Еще одно слово! Так напугавший ее дух действительно был духом королевы?
Лицо Сильвена внезапно омрачилось, и вместо ответа он отдал приказ:
— Ведите их! Леди Леонора права: нам нужно спешить!
Альдо и Каролин отвязали от стульев и, не сняв наручники, поволокли к выходу. Альдо держался с подчеркнутым холодным презрением, а Каролин, напротив, рыдала от ужаса в преддверии неминуемой смерти. За дверью царила почти полная темнота, поскольку логово зловещих «мстителей» действительно находилось в довольно густом лесу. Только привыкнув к этому мраку, можно было разглядеть клочок неба между верхушками деревьев… Тем не менее Морозини успел заметить стоявшую чуть в стороне от дома большую черную машину. Должно быть, в ней укрылась Леонора…Они шли по узкой тропе. Альдо мысленно произнес молитву. Он ничего не ждал от этих людей — даже от того, кто проявил к девушке некоторое сострадание, порожденное, несомненно, восторгом перед ее красотой. Он с болью думал о любимых людях, которых никогда больше не увидит. И прежде всего о Лизе, о «своей Лизе», не ответившей на его последнее письмо: сейчас она, должно быть, мирно спала в своей девичьей спальне в Рудольфскроне, рядом с колыбелькой маленького Марко. Что она почувствует, когда исчезнет надежда отыскать его? Заплачет ли, вспомнив последний поцелуй, последние слова «люблю тебя»? Всеми силами он отталкивал от себя образы близнецов Антонио и Амелии, ведь воспоминание об их прелестных мордашках могло лишить его мужества, с которым ему хотелось встретить смерть — судя по всему, жестокую. Прогнав также мысль о тетушке Амели, Адальбере и План-Крепен, он силился сосредоточиться на том, что его ожидает, и безмолвно взывал к милосердию Господню.
Дорожка, освещенная двумя электрическими фонариками, вдруг вывела их на лужайку, в центре которой несколько крупных камней окружали расщелину, черную дыру, скрытую кустами. Пленников подвели к краю, и в ноздри им ударил влажный запах земных недр. Лучи света выхватили из тьмы фигуры обеих жертв и их палача. На секунду Альдо подумал о бегстве: он без труда сумел бы ринуться в чащу со связанными за спиной руками, но в таком случае ему пришлось бы бросить Каролин. Было очевидно, что она парализована страхом и не способна действовать, превратившись в сломанную куклу в руках безжалостного позера, который упивался своим торжеством.
— Вот вы и добрались, — проскрежетал Сильвен, указывая на дыру. — Восхититесь моей добротой! Особенно ты, Каролин. Тебе предстоит самое долгое из всех твоих путешествий, но в обществе любимого человека. А ты его любишь, это ясно…
— Вы так полагаете? — саркастически прервал его Альдо. — Ясно другое: никакого чувства, кроме ужаса, она не испытывает. Посмотрите на нее: это животное, которое тащат на бойню!
