— И ты, стало быть, подумал, что я… Решил, что я сочинила историйку о поездке к Мери Энн, чтобы без помех встретиться с Гилфордом? А после этого, потеряв всякий стыд, занималась любовью еще и с тобой? Господи, Майлз, да как такое могло прийти тебе в голову?
Майлз приподнялся и уселся на кровати, позабыв в эту минуту и свои ушибы, и боль в голове.
— Не передергивай. Я сказал только, что Сэмюэль видел вас вместе с Гилфордом. По мнению кучера, вы очень мило беседовали и вообще хорошо проводили время.
Виктория стиснула за спиной руки, чтобы ненароком не заехать дражайшему супругу кулачком в здоровый глаз.
— Все это чушь собачья! — воскликнула она, негодующе тряхнув головой. — Твой Сэмюэль так ничего и не понял, хотя, конечно, нас с Гилфордом видел, не скрою. Хочешь правду? Как на духу? Тогда слушай! Я возвращалась от Мери Энн и встретилась с Гилфордом на дороге. Он… — тут молодая женщина замолчала.
— Что он?
— Да так, ничего, собственно… Короче, мы обменялись парой слов, потом я пыталась от него удрать, но он поскакал следом.
— Если бы все было так, как ты говоришь, Сэмюэль не стал бы утверждать, что вы мило болтали у самых ворот манора Уэлсли!
— Никаких «милых» бесед с Гилфордом я не вела. Это Хэррисон со свойственным ему красноречием уговаривал меня уехать с ним, бросив тебя. Я же сказала, что не желаю его слушать и что мне пора домой — вот и все…
— Он хотел, чтобы ты уехала с ним?! — едва не задохнулся Майлз.
— Именно! Вот почему я сразу догадалась, кто украл лошадь. Хэррисон утверждал, что для безбедной жизни за границей нам нужно продать Кингз Рэнсома. Поэтому, когда жеребец пропал, нетрудно было сообразить, чьих это рук дело.
— Вот скотина! — прорычал Майлз. — Да если бы я знал хоть малую толику, что ты мне сейчас рассказала, Хэррисон давно бы уже был хладным трупом… Не понимаю, почему ты промолчала?
— Да потому и промолчала, что боялась — не за Хэррисона, за тебя. Представь только, что было бы со всеми нами, если бы ты и впрямь его убил?
— Значит, вместо того, чтобы сказать мне правду, ты предпочла сплести маленькую ложь о беседе интимного свойства с Мери Энн Парке?
— Повторяю, я говорила тебе правду. Мы с Мери Энн и в самом деле говорили о… сугубо личных вещах. Даже британские леди иногда себе такое позволяют…
Майлз заметил, как отчаянно покраснела при этих словах Виктория, и окончательно уверился в том, что жена и не думала ему лгать. Попеняв себе за недоверие, он попытался завершить щекотливый разговор, который, в сущности, сам же и затеял.
— А я и не знал, что леди ведут подобные разговоры, — с примирительной улыбкой произнес он.
— Да, ведут. Время от времени.
— Большое тебе спасибо, что просветила меня на этот счет, — негромко сказал Майлз. — Я-то, серый человек, полагал, что настоящие дамы рассуждают исключительно о достоинствах и недостатках прислуги, а также обсуждают цены на чай и…
— Это мы тоже обсуждаем, — перебила его Виктория, — но, кроме того, говорим о мужьях, проблемах, которые возникают в браке, и…
— … и любовных утехах?
Суровое выражение на лице Виктории смягчилось.
— Изредка. — Присев на край кровати, она ладонью отвела со лба мужа прядь светлых волос.
— Помнишь, я говорила тебе, что Мэри Энн с Томом занимаются этим исключительно вечером в субботу?
— Как же! Помню даже, что в ту минуту я от души пожалел Тома, — хохотнул Майлз.
— А я вот жалею Мери Энн! Потому и сказала ей, что, если дать волю воображению, из занятий любовью можно извлечь бездну удовольствия.
— Дельно, — сухо заметил Майлз, — сказано женщиной, видавшей виды.
— Нет, Майлз, — нежно проговорила Виктория, — сказано женщиной, которая встретила свою любовь.
— Я люблю тебя, Тори, — пробормотал Майлз, подвинувшись, чтобы жена могла улечься рядом. — Мне ужасно стыдно, что я в тебе усомнился!
Глядя в любимое лицо, Виктория улыбнулась.
— Я тоже люблю тебя, Майлз. И хочу, чтобы ты мне верил. Всегда — о чем бы я ни говорила и что бы ни делала.
Он притянул жену к себе, обнял и сказал:
— Я верю тебе, Тори. И всегда верил. Просто я все время до ужаса боялся, что ты уйдешь от меня к Хэррисону, а потому и вел себя, и рассуждал, как последний болван.
Виктория покачала головой.
— Ах, Майлз, какой же ты у меня глупый! Хэррисон ничего для меня не значил. До тебя я не встречала мужчины, который привлек меня. Прежде все холостяки в графстве считали, что я холодная, лишенная всяких чувств старая дева — и, кстати сказать, имели на это полное право.
Майлз приподнялся на локте и долго смотрел в лицо жены.
— Все эти люди не сумели распознать за обличьем Снежной королевы горячую, подлинно страстную натуру.
— Для того чтобы это распознать, понадобился грубый, невежественный американец, поскольку даже я, правду сказать, такого за собой не замечала.
Развязав пояс на халате Майлза, Виктория легонько провела холеным ноготком по обнаженной груди мужа.
— Ты научил меня многим вещам, о которых я прежде и не подозревала.
— Иногда мне кажется, что ты слишком уж способная ученица, — простонал Майлз, отводя ее руку.
— Я сделала тебе больно?
— Нет, но ты пробудила во мне силы, которым я — безжалостно избитый — вряд ли смогу дать волю.
— Хочешь, я помогу этим таинственным силам? — искусительно улыбнулась Виктория.
В глазах Майлза вспыхнули восторг и изумление.
— И что же ты надумала?
Виктория распахнула полы его халата, пожирая взглядом его мужскую наготу, склонилась над мужем, чувственно лаская его напрягшуюся плоть.
— О таком я прочитала в одном нашумевшем французском романе.
— Непристойном! — простонал Майлз, уже извиваясь под ласками ее искусных рук. — И когда, скажи на милость, ты стала почитывать такие книжонки?
— В пансионе, — призналась Виктория и, опустившись на колени, перешла от дерзких ласк к не менее дерзким поцелуям. — Мы все читали их запоем, но я и не предполагала, что смогу применить эти уроки на практике.
— Неужели занятия начнутся прямо сейчас?
В ответ Виктория коснулась кончиком языка его жаркой отвердевшей плоти — и Майлз едва не выпрыгнул из собственной кожи.
— А ты этого хочешь? — лукаво осведомилась женщина.
— Скажем так, — хрипло прошептал Майлз, — я сейчас целиком и полностью в твоей власти.
Возбуждение его росло, и Виктория, упиваясь таким несомненным доказательством своей искусности, очень скоро и сама уже задыхалась и трепетала от страсти. Она, однако, стойко сдерживала себя и трудилась до тех пор, пока оба они не обезумели от желания. Лишь когда Майлз закричал, моля сжалиться над ним, женщина выпрямилась и опустилась на его бедра, дразняще замерев всего в дюйме от распаленной мужской плоти.
