Уильям кивнул. Теперь он все понял.
— Знаешь, Джуния, когда мужчина и женщина соединяются, оба должны испытывать наслаждение.
— Но я не познала наслаждения в том, что сделал Саймон у всех на глазах, — честно ответила она.
— Разумеется, нет, — согласился он. — Тебя изнасиловали, Джуния. Хьюго де Боун желал сломить тебя и своего сына, навязать вам свою волю. Поэтому и привел Саймона к тебе, как жеребца — к кобыле. Твое тело еще не было готово принять мужчину, жена моя.
— Но Саймон хотел меня, — возразила Джуния. — Я не настолько глупа, чтобы не видеть, когда мужчина хочет женщину.
— Да, мужчину обычно легко возбудить. Но ты не ощущала ничего, кроме страха, Джуния. И поверь, куда приятнее, когда мужчина и женщина пылают взаимной страстью.
— Я уже чувствую, как восстает твоя плоть под моими ягодицами, — объявила Джуния, и Уильям невольно усмехнулся. Оказывается, и безусловная искренность тоже иногда может быть недостатком.
— Да, Джуния, ты мне желанна, — признался он, — но, думаю, ты совершенно не готова соединиться со мной.
— Как же мне приготовиться? Я не умею, — растерянно пролепетала она.
— Ты и не должна уметь. Это моя обязанность, и, нужно сказать, весьма приятная, — ответил он, принимаясь нежно ласкать ее маленькие округлые груди.
Джуния нервно дернулась.
— Почему ты это делаешь? — выпалила она.
— Потому что женская грудь имеет два назначения, самое важное из которых — вскармливать детей, а более приятное — радовать возлюбленного, который своими ласками доставляет удовольствие себе и даме, особенно если при этом еще и целоваться, — пояснил он. — А теперь дай мне свои губы.
Продолжая сжимать ее груди, он припал к нежным губам. Она попыталась сосредоточиться, лучше понять, что с ней происходит, но голова закружилась, и приятная слабость охватила Джунию.
— Господин, — пролепетала она, слегка отстранившись, но он не дал ей договорить, запечатав рот поцелуем и крепче сжимая груди. А когда слегка ущипнул розовый сосок, Джунию словно молнией пронзило.
— Тебе приятно? — спросил он, ощутив ее трепет. Джуния кивнула.
— Вот и хорошо. Давай вместе возляжем на супружеское ложе, жена моя.
Они оказались рядом на постели, и он стал осторожно ласкать ее тело. Пальцы скользили от груди к лицу. Он касался ее скул, носа, губ, проводил невидимую линию до самого живота, и, когда не спеша добрался до венерина холмика, девушка затрепетала.
— Почему у тебя нет волос на теле? — спросил он, вспоминая золотистый пушок между ногами и кустики под мышками у Адели. Его обворожила и очаровала гладкая кожа Джунии.
— Горауин говорит, что женщина куда соблазнительнее, когда не покрыта мехом, словно какое-то животное, — объяснила Джуния. — Она научила моих сестер и меня делать пасту, которая удаляет все волосы с тела. Но если тебе не нравится, я не стану этого делать.
Втайне она подумала, что касания его рук, умело возбуждавших ее, дарили изысканное наслаждение. Саймон никогда не ласкал ее так восхитительно.
— Нет, я нахожу, что твоя шелковистая кожа воспламеняет во мне безумное желание, — ответил он и снова завладел губами в долгом медленном поцелуе, от которого Джуния задохнулась. — Я хочу погладить тебя в твоем потаенном местечке. Но ты не должна бояться.
И Джуния немедленно ощутила, как палец прижался к ее сомкнутым нижним губам, и, к своему удивлению, поняла, что истекает влагой, ибо палец словно тонул в скрытой пещерке ее тела. Потом он чуть прижал бугорок, о существовании которого она даже не подозревала. Ее охватил жар. Не сознавая, что с ней происходит, девушка напряглась, и Уильям, ощутив это, прошептал:
— Тут нет ничего дурного, Джуния. Я просто хочу подарить тебе первый глоток того божественного напитка, который могут разделить мужчина и женщина. Доверься мне, жена.
Он продолжал сдавливать и теребить нежную горошинку плоти, не оставляя ее в покое, пока Джуния с величайшим изумлением не осознала, что именно в этом месте разгорается сжигающий ее огонь. Непонятное желание усиливалось, и Джуния, застонав, подалась вперед всем телом, надавив на палец. Этот маленький кусочек плоти набухал и набухал, сладкая пытка становилась непереносимой. Наконец Джуния с потрясенным криком вскинулась и обмякла, пронзенная первым в жизни наслаждением.
— О, Уильям! — ахнула она, устало прикрыв глаза, словно истощив все силы в порыве страсти.
— А вот теперь, Джуния, твое тело готово принять меня, — объяснил муж и, оседлав покорное тело жены, осторожно подался вперед. Она оказалась очень узкой, но влажной, и его копье легко скользнуло в нее. Как ни странно, но ему не терпелось овладеть ею.
Она почувствовала, как муж заполняет ее, и сначала удивилась, потому что в отличие от первого раза совершенно не ощутила боли. Только огромное, едва сдерживаемое желание мужа. Он прижался к ней всем телом и снова поцеловал. О, какой же он огромный, какой твердый! И все же не причиняет ей боли! Совсем не как в тот раз!
Чуть раньше она опасалась, что не вынесет супружеских объятий, но когда он стал двигаться, обнаружила, что разделяет его пыл. Уильям почти дрожал от нечеловеческих усилий сдержаться, не напугать молодую жену и не сделать ей больно. И он не сделал ей больно. И не напугал. Мало того, пока что она наслаждалась каждым моментом их соития.
— Уильям, — шепнула она, — мне так хорошо. Возьми меня и дай выпить эту сладость до дна, ибо после того, как я вкусила совсем немного, мне не терпится упиться наслаждением до конца!
— Я не смогу остановиться, пока мы не познаем блаженство, — простонал он.
— А я и не подумаю просить тебя остановиться! О, как сильно ты пульсируешь во мне!
Ее бесхитростные речи еще больше воспламенили его. Он вонзился в нее раз, другой, третий, уносимый рекой вожделения. Ее тихие страстные крики только подогревали его.
— Обхвати меня ногами, Джуния, — велел он и, когда она повиновалась, скользнул в нее еще глубже и почувствовал, как ее ногти впились ему в спину.
Сама Джуния почти теряла сознание, но упрямо стремилась к чему-то, доселе неведомому. Уильям уже не мог держать себя в руках. Он так отчаянно хотел подарить ей истинный экстаз, что, почувствовав, как соблазнительное тело жены содрогнулось в первых конвульсиях, в тот же момент излил в нее свои любовные соки.
— О-о-о, Уильям, — выдохнула она.
— О-о-о-о, Джуния, — вторил он.
И девять месяцев спустя под завывания февральского ветра в зимнюю метель Джуния дала жизнь близнецам, дочери и сыну. Оба малыша родились крепкими и здоровыми. Мальчика окрестили Саймоном, девочку — Аделью. И, глядя на детей, прижатых к материнской груди, Уильям ле Клер вдруг понял, почему первая жена улыбнулась, когда он уверял, что никогда больше не полюбит, ибо оказалось, что он безумно влюблен во вторую жену и твердо уверен в ее любви.
