— Поздно, — ответил Иван. — Теперь уже поздно.
Он послал в Вильно дьяка Телешева. На словах от имени царя дьяк должен был объявить, чтоб Александр уже не вступался за земли Черниговские и Северские, поскольку князья Шемячич и Семен Можайский перешли под власть Москвы и теперь будут охраняемы русскими войсками. В подтверждение царских слов Телешев вез «складную грамоту»: Иван складывал с себя крестное целование и объявлял Литве войну за принуждение дочери Елены и всех единоверцев ее к латинству.
Александр возопил — не правда это! Но когда его праведное посольство прибыло в Москву, русская армия уже брала литовские города. Мценск и Серпейск сдались без крови. Брянск сопротивлялся, но вяло. Князья Шемячич и Можайский встретили русское войско у границ своих владений и примкнули к нему. К Москве отложились также князья Трубецкие, потомки Олбгерда. Скоро вся литовская Русь — от Калуги и Тулы до Киева — была занята Иваном.
Решающая битва состоялась 14 июля 1500 года на берегу реки Ведроши на Митьковом поле близ Дорогобужа. С каждой стороны выступало не менее восьмидесяти тысяч воинов. Шесть часов бились. Вода в реке покраснела от крови. Успех в битве, как когда-то на поле Куликовом, решила тайная засада русских. Пехота зашла литовцам в тыл и уничтожила мост, по которому можно было отступить. Много народу потонуло. Русские пленили гетмана Острожского и пана Разовила, стоящих во главе литовского войска. На стороне Литвы принимал участие ливонский магистр Вальтер фон Плеттенберг. Магистра разбили псковские войска.
Только через три года был подписан с Литвой мир на шесть лет. На «перемирные годы» к Москве переходило двадцать пять городов и семьдесят волостей, составляющих почти треть Литовского княжества.
В самую первую неделю, когда Паоло возвратился во дворец, царица вызвала его к себе для серьезного разговора. Беседа была длинной, Софья вела себя милостиво, задавала вопросы. Паоло отвечал с легкостью. Он решил, что настала пора быть искренним. Запрет был наложен только на имя Курицына, ему не хотелось злить высокую собеседницу упоминанием имени дьяка, поэтому про подземелье он умолчал, зато ярко живописал, как гоняла его стража по городу и как он чудом избежал преследователей, доскакав словно заяц-выторопень, до северной дороги. Почему он отправился именно в Новгород? А вот почему Паоло рассказал, что мать его была рабыней! Далее, без малейшего усилия над собой, он сообщил, что в северной столице он искал следы своего рода.
— Нашел?
— Нет, милостивая государыня.
— А как ты добрался до Новгорода? Далеко ведь!
— С обозом. Купцы новгородские возвращались домой. Меня с собой прихватили. Все так быстро случилось. У меня не было выбора.
— Быстро ты обоз нашел.
— А его не надо было искать. Он мимо ехал.
— Где же ты жил в Новгороде?
И опять Паоло честно рассказал о бытовании своем с Игнатом, который сторожил чужое добро и деньги за постой брал совсем малые. Легкий был разговор, приятный. И какая это была чистая радость — не лукавить и не бояться! Но в конце разговора был задан вопрос, на который Паоло не смог дать прямого ответа. Софья начала издалека:
— Тебе передали скарб твой. Когда ты уехал столь поспешно, Анастасия твои пожитки в узел собрала и среди прочей домашней рухляди обнаружила любопытные письмена в суконной тряпице. Буквы в квадратах. И так красиво и аккуратно все расчерчено.
— Так это игра, — не дожидаясь вопроса, воскликнул Паоло, и сам удивился, как искренне звучал его голос. — Там еще кости были. Правильнее сказать — фишки. Но я их утерял.
— И как играть в нее забыл? — усмехнулась царица. — Откуда у тебя эта игра?
— Купил, — с языка чуть было не сорвалось — в Новгороде, там полно всяких диковинок, но он вовремя одумался. — Купил здесь на торгу. Немец какой-то продавал.
— А что значит текст под квадратами?
— Я сейчас точно не помню. Ведь больше года прошло… А может быть и все два. Но кажется, что текст объясняет правила игры.
— Сейчас ты, стало быть, в игру не заглядывал?
— Нет. Зачем она мне без фишек? Я так и не успел ей порадоваться.
— Я сама… порадуюсь. Принеси мне эту игру. Или скажешь — утерял.
— Нет, игра при мне.
Паоло почувствовал, что взмок от напряжения. Если царице понадобилось Лаодикийское послание, то почему она не забрала себе его сразу, как только Анастасия обнаружила список в его вещах. Значит, Софье почему-то важно получить клетки с буквами именно из рук Паоло. Об этом стоит подумать. А пока не сболтнуть бы лишнего.
Сразу после этого разговора он отдал сработанную Мефодием бумагу Анастасии. Больше о Лаодикийском послании Софья не вспоминала, однако вскоре произошли события, которые заставили Паоло по-новому взглянуть на царицу.
Надо сказать, что по возвращении из Новгорода Паоло предпринял очень много попыток найти след Ксении Стромиловой. Вначале он подолгу бродил около ее дома. Там жили совсем другие люди — огромная горластая семья какого-то дворянина, собаки, под стать хозяевам, тоже были необычайно брехливы. Паоло надеялся увидеть кого-нибудь из старой челяди, но холуи и холуйки были все новые, порядки в доме тоже были новыми. Бессменного наблюдателя заметили. Время от времени из ворот или калитки стала появляться чья-то ощеренная рожа:
— Ты что здесь шляешься? Иль потерял что? Иди прочь, а то собак спущу.
Потом вышли три мужика с дрокольем, Паоло еле от них отвязался. Он ходил на торг, иногда часами дозорил около лавок, но никто из стромиловской дворни ничего не покупал. Паоло припомнил свои подозрения относительно сердечной привязанности Арины и навестил Кузнецкую слободу. Глупо, конечно, ходить от одной кузни к другой и интересоваться, не знают ли они девку Арину.
— Какую такую Арину? — спрашивали кузнецы.
— Рыжую, в серьгах. Шубейка зеленая ношеная. Она служила в доме дьяка Стромилова.
Ответ был однозначным — не знаем, и только в одной кузне работник, не прекращая мерно стучать молотом, прокричал с натугой:
— Это того, кому голову рубанули прошлой зимой?
— Того самого.
— Шел бы ты отсюда, мил человек. А то ведь недалеко до греха.
Кузнец ухватил раскаленную спицу, сунул ее в воду. Раздалось шипение, в лицо Паоло шибанул горячий пар. Спрашивать больше было не о чем.
Испробовав все свои возможности, Паоло решился на разговор с Курицыным:
— Вы не знаете, что случилось с семьями казненных?
— Имущество в казну, жен с детьми в ссылку. А тебя какая семья интересует?
