— Просыпайтесь, миссис де Варенн.
В ноздри проник острый запах, будоражащий, отрывающий от мерцающего божественного света. Она застонала от боли, не желая выбираться из обволакивающей ее тьмы. Запах заставлял вернуться в сознание. Она открыла глаза, и в них ударил яркий, слепящий свет. Но это был не тот свет, что мгновения назад неудержимо тянул к себе. Свет, показалось ей, исходит от ламп.
Стеклянных ламп!
Кто-то обращался к ней с вопросами. Люди. Трое. Она видела только тени, но скоро глаза привыкли, контуры стали четче и превратились во…
Врачей.
Их лица закрывали хирургические маски, на головах белели шапочки. Фартуки. Тонкие перчатки. Слышался звон металлических инструментов о поднос.
Галлюцинация?.. Или, может, она уже умерла и находится на том свете?
Но почему тогда не прекратилась боль в спине? Такая сильная, что хотелось кричать. Нет, она не умерла… Она находится в той же комнате, куда принес ее на руках Гастон. Только теперь лежит не на кровати. На столе, покрытом белой простыней.
Где же тогда Гастон?
— Миссис де Варенн, мы хотим помочь вам. — К ней приблизил лицо человек, чей голос только что обращался к ней.
Он говорил по-английски, с американским акцентом. — К сожалению, у нас нет действующей рентгеновской установки, мэм, поэтому нам нужно, чтобы вы сами рассказали нам кое-что. Осколок пули находится возле радикулярной артерии или поясничной? Не помните, говорили ли вам об этом доктора?
У него определенно техасский акцент. Значит, это сон. Они говорили о рентгеновской установке. Значит, галлюцинация. Другого просто не может быть. Она почувствовала в левой руке укол — игла для инъекций! Откуда? Мимо ее затуманенного болью мозга проскользнуло имя. Но лицо…
Это же лицо лекаря, который был с Гастоном после дуэли!
— Миссис де Варенн, — настойчиво продолжал обращаться к ней техасец. — Это очень важно, а времени у нас почти нет. Я гораздо быстрее смогу обнаружить осколок, если вы поможете мне.
Она попыталась заговорить. Спросить их. Голова плохо работала от боли. Кто они? Как здесь оказались?
Или она как-то оказалась у них? Вернулась в свое время?
Она помнила, как прощалась с Гастоном, говорила, что любит его. А потом…
— Доктор Рэмзи, пульс участился.
— Это была радикулярная артерия или поясничная? — снова спросил техасец. — Они говорили вам?
Да, конечно, говорили. Доктора после ранения бесконечно долго обсуждали ее состояние, и ей уже хотелось просто заткнуть уши.
— Радикулярная, — прошептала она, чтобы только он отстал от нее. — Где… к-когда…
— Все будет отлично, мадам! — Техасец перешел на французский. — Тиболт, приготовьтесь отсасывать жидкость — у нас есть стеклянная пипетка с кожаным мешком на конце. Одрик, давайте наркоз.
Ей на лицо положили салфетку, смоченную жидкостью с сильным запахом.
— Начинайте считать вместе со мной, миледи, — попросил молодой лекарь, встав слева от нее. — Сто, девяносто девять, девяносто восемь…
О нет! Она не хочет! Не хочет погружаться в небытие, не зная, сможет ли выйти из него. Не зная, было ли их свидание с Гастоном последним в ее жизни. Было ли…
— Девяносто семь, девяносто шесть… Мягкий черный туман поглотил ее.
Храп.
Она, несомненно, слышит храп.
Резкие звуки вторгались в ее медленно текущее сновидение. Выйдя из забытья, она обрадовалась, что узнала этот звук, и попыталась уцепиться за него как за якорь.
Она была как в дурмане. Словно выпила слишком много шампанского или находилась на верхней точке американских горок, как раз перед тем как тележка ринется вниз.
Она бы не сказала, что ощущение было неприятным. Во всяком случае, это лучше, чем мрак, в котором она пребывала последнее время. Будто ее несло теплое океанское течение, и ей было все равно, куда плыть.
Кто-то просит ее открыть глаза. Мужской голос, глубокий, знакомый, требующий и просящий. Она не могла ответить, хотя и хотела.
Она не знала, сколько времени проспала. Не сознавая, где находится, что с ней происходит, она упорно двигалась навстречу храпу, помогающему ей сбросить черное покрывало, окутывающее мозг.
Она наконец начала что-то чувствовать. Во рту было сухо, очень хотелось пить. Инстинктивно она напряглась, ожидая привычной боли… Но ее не было. Хотя ощущалось некоторое неудобство в области спины. Она приоткрыла один глаз. Чуть-чуть.
Она лежала на животе на кровати. И чувствовала себя настолько слабой, что если бы не укрывавшее ее тяжелое одеяло, она бы унеслась с первым порывом ветра. Откуда такая слабость?
Она открыла второй глаз и заморгала. В глаза ударил поток солнечного света, от которого растрепанная темноволосая голова в нескольких дюймах от ее лица казалась окруженной нимбом.
Гастон!
Селина улыбнулась, хотя ей для этого потребовались все силы. Так вот кто храпел!
Почему-то он сидел на стуле. Лишь руки и голова лежали на кровати. Одна рука подложена под заросшую щеку, а в другой зажат угол ее подушки. Поза неестественная и неудобная. Он же отлежит себе шею!
Селина протянула руку, и небольшое движение тоже далось с огромным трудом. Ей удалось преодолеть разделявшее их расстояние и легонько коснуться его головы.
Он выглядел очень утомленным, и ей не хотелось будить его.
Через мгновение Гастон пошевелился и ладонью накрыл ее руку, сжал пальцы и что-то пробормотал во сне. Потом снова успокоился, хотя и не отпустил ее руки.
Вдруг он поднял голову. Медленно, как будто даже неосознанно. Темные волосы упали на глаза. О, эти влекущие глаза!
— С добрым утром, — прошептала Селина, попытавшись приподняться, чтобы поцеловать его, и очень расстроилась, когда ей это не удалось.
Он молчал, словно не верил в происходящее. Он казался совершенно измученным: смятая одежда, спутанные волосы и глубокие складки, появившиеся у рта и глаз.
Она моргнула, все еще чувствуя в голове непрекращающийся звон.
— Ты… ужасно… выглядишь.
Его губы тронула чуть заметная усмешка. И тут же лицо расплылось в широкой, радостной улыбке.
— Ох, Руссетт, я в этом нисколько не сомневаюсь! — Взяв ее руку, он поцеловал ее, продолжая смеяться так громко и весело, что у него на глазах выступили слезы. — Двенадцать часов скачки до Ажинкура и столько же обратно, потом еще три дня без сна. Вряд ли после этого можно остаться красивым.
— Ты… храпел, — сонно пожаловалась она.
— Значит, я тебя разбудил? — Он закрыл глаза, прижимая ее ладонь к своей щеке. — Но должен был это предусмотреть. — Он смеялся и плакал — она чувствовала горячую влагу на своей ладони. — Слава Богу!
Она еще не вполне пришла в себя и не поинтересовалась, при чем тут Ажинкур и почему он сидит на стуле.
