Что выйдет из разговора между двумя князьями в этот теплый весенний день, сколько крови прольется, сколько людей погибнет, как этот скажется на судьбах племен и земель — пока знали только боги. Да может, еще чуть-чуть знал Одд сын Свейна, Князь Высокого Пламени. Но на этой зеленой поляне он приобрел разом двух пылких и решительных союзников, готовых отдать все ради достижения цели. Один из этих союзников вслух прикидывал, как им обставить свои дела наилучшим образом, а второй молчал, но его решимость от этого не была меньше.
Когда дружины собрались возвращаться в город и князья садились на коней, Стейн поймал взгляд Одда. Встретившись с ним глазами, тот слегка улыбнулся, а потом вдруг подмигнул и одним махом, с редкой для варягов ловкостью взлетел в седло. Стейн не был уверен, что ему не померещилось. Но он не удивился бы, если бы этот человек, которого в Ладоге уже считали если не вещуном, то чем-то вроде того, и правда знал, что может не опасаться предательства с его стороны. Успех похода на Киев был нужен Стейну не менее, чем обоим знатным вождям.
Замыслы их развивались успешно и ко всеобщему удовлетворению. Одушевленный новой целью, вдохновленный надеждой на осуществление самых дорогих своих мечтаний, Вольга повел дело хитро, ловко и осторожно, чем привел в восхищение не ожидавшего от него такого Одда. На пир по случаю удачной охоты были приглашены все старейшины Плескова и ближайших окрестностей. А там, когда гости уже были сыты и пьяны, Вольга поднялся с наполненным рогом в руке, чтобы объявить им приятную новость.
— Мой будущий родич, князь Ольг Свенович, убедил меня, что негоже пренебрегать выгодами такого родства, как у Домагостя ладожского с киевским князем Аскольдом, — по-словенски, чтобы все поняли, начал он. Пьяный гул стих при упоминании Киева: об этом все хотели послушать. — И мне, и ему надо в Киев съездить, с князем Аскольдом познакомиться, обеты дружбы принести, как при нашем будущем родстве надлежит, мир и любовь утвердить, докончание скрепить, чтобы и нам, кривичам, торговать с греками и в Киеве, и в Корсуне, а может, и в Микла… кейсаровом городе самом, — продолжал он с некоторой хмельной напыщенностью, которая находила самый живой отклик в сердцах слушателей. — Давно уже обдумывал я сие дело, да ведь дорога дальняя, земли неведомые, люди незнаемые. Но случай такой терять не годится! Князь Ольг хочет в нынешнее же лето в Киев ехать и меня с собой зовет. Что скажете, мужи плесковские, — ехать мне в Киев?
— Ехать! Ехать! Велес помочь! Давно пора! — разноголосо, но дружно отозвались гости, в подогретом воодушевлении находившие решение молодого князя как нельзя более правильным.
— Возьмем товары наши, куниц да бобров, да мед, да воск — князь Ольг сказал, в греческих землях воск хорошо покупают, серебром за такое дерь… за такую безделицу платят! Привезу назад серебра, да вина греческого, да платья цветного, и вас, дружину мою верную, одарю богато!
— Слава князю Вольге!
— Здоров будь, Судиславич!
— Лети с богами, сокол наш ясный!
— И вас, мужи плесковские, зову с собою! — Вольга призывно взмахнул рогом, орошая пивом близсидящих, на что те нимало не обиделись, воспринимая хмельные капли как благословение богов, пролившееся прямо на головы. — У кого товары есть — тот вези продавать, а у кого нет — авось по пути добудем!
— Добудем! Честь и славу добудем с Перуном!
— Собирайся ко мне всяк, в ком дух Перунов жив! Кто может, сам иди, а кто не может — сыновей да братаничей собирай! Дорога ведь дальняя, товары у нас дорогие, дружина нужна сильная, чтобы в чужих землях честь и славу добыть!
— Все пойдем! За нами дело не станет!
Старейшины расползлись с пира, затянувшегося почти до утра, с великой новостью: князь Вольга провозгласил поход в Киев, к торгам греческой земли. Даже протрезвев и придя в разум, нарочитые мужи не нашли причин возразить. Они же сами давно мечтали найти подходящие пути сбыта для своих мехов и прочего. Торговые гости из Варяжского моря не давали серебра и не привозили хлеба, который нужен был при частых здешних неурожаях. Все это приходилось покупать в Ладоге и дальше на юге, платя лишнее обротистым варягам, а в последнее время и ладожанам. Сами же знатные кривичи хотели, чтобы Вольга наладил связи с Киевом, откуда можно получать и хлеб, и серебро, и цветное платье. И вот наконец он решился на союз с Аскольдом киевским, необходимость в котором давно назрела. Обрадованные старейшины намекнули, что, вероятно, и за свадьбой теперь дело не станет, что Вольга охотно подтвердил.
— Или жив не буду, или года не пройдет, как будет в Плескове княгиня, бела лебедь, зоря ясная! Перуном и Ладой клянусь! — объявил он, потрясая пивным рогом, чем вызвал целую бурю радостных криков.
Прошло несколько дней: Одд советовал дать плесковичам время привыкнуть к новостям, прежде чем развивать успех. Старейшины перетряхивали свои клети, осматривали и пересчитывали меха, пригодные для продажи, примеривались, кого из семьи послать с князем, сколько людей и как снарядить. А Вольга тем временем продолжал делать дело, но уже не так громогласно. Через своих товарищей из ближней дружины он запустил сомнения: а не опасно ли князю уходить так далеко и надолго? Не увидит ли изборский князь Дедобор в этом удобный случай, чтобы захватить Плесков? Все прекрасно знали о том, что плесковский княжий род чуть ли не все триста лет своего существования соперничает с ближайшим соседом, изборским родом. Странно было, что это острое соперничество до сих пор не истребило одного из них, тем более что Плесков и Изборск находились всего-то в каком-то дневном переходе один от другого. Спасало их примерное равновесие сил: плесковские князья владели выходом в Варяжское море и путями на восток, а изборские — на юг, к Западной Двине и полотеским кривичам, с которыми зачастую заключали союз. Плесковский род предпочитал искать союзников среди ильмерских словен, через которых получал выход на восточные страны, если отношения с Изборском не позволяли ему пользоваться путями на верхний Днепр.
Но едва ли за триста лет нашлось бы хоть одно поколение плесковских и изборских князей, которые не жаждали бы объединить всех западных кривичей под своей властью. Некоторым это удавалось, но не надолго. Борьба шла с переменным успехом, но редко когда совсем затихала. Иной раз двум князьям удавалось породниться, обменяться дочерями или сестрами, но уже следующее поколение кидалось с удвоенной яростью драться за наследство общих дедов. Князь Дедобор в свое время стремился взять в жены Любозвану, старшую сестру Вольги, но Судислав предпочел выдать ее за сына словенского старейшины Вышеслава — он не собирался давать соперникам заложницу в лице своей дочери и одновременно связывать себе руки родством, которое только помешало бы прекратить застарелую вражду.
