– Так ты предлагаешь мне поужинать с Джоном Блэндингсом? Не думаю, что это очень удачная мысль. Уж кто-кто, а он-то меня хорошо знал. Конечно, прошло столько лет, я изменил внешность, но бьюсь об заклад, что он сразу меня узнает.
Взявшись за дверную ручку, Джейсон нахмурился.
– Но ты же не можешь, отец, так долго ходить в маскарадной маске. Это просто нечестно по отношению к моей матери.
Лицо Крега болезненно исказилось.
– Не знаю. Я ни в чем не уверен. Может быть, лучше оставить все, как есть.
– Забудь и думать об этом. Я знаю, что она никогда не забывала тебя, она любила тебя. А я никому не позволю причинить ей боль. Даже тебе, отец! И уж поверь, не останусь в стороне.
Крег вдруг вспомнил тот день, когда они после долгой разлуки встретились на берегу Американской реки в Калифорнии. Тогда у него тоже родилось странное ощущение, будто он смотрит со стороны на самого себя. Он шутливо шлепнул Джейсона по спине:
– Ты молодец, Джейсон. Если бы ты придерживался другого мнения, я бы отрекся от тебя. Поверь, я скорее позволил бы отрезать себе обе руки, чем допустил, чтобы хоть один волос упал с головы твоей матери. Просто в моих мыслях нет еще полной ясности. А это значит, что ни в коем случае нельзя действовать слишком быстро или опрометчиво. Пока я чувствую всем своим существом, что надо сохранить статус-кво. И клянусь тебе, что твоя мать не останется в неведении ни на один миг дольше, чем это необходимо. Готов ли ты мне довериться, сын? – На слове «сын» он сделал особое ударение.
– Похоже, у меня нет выбора. Хорошо, отец, я готов довериться тебе.
Каждый раз, проезжая по Сиднею, Крег вновь и вновь поражался изменениям, произошедшим в городе с того времени, когда его впервые в колонне каторжников провели по улицам, которые выглядели тогда деревенскими.
Экипаж свернул на Джордж-стрит, откуда открывалась широкая панорама города. Вокруг мальчики в матросских костюмчиках и шапочках с кисточками и девочки – в платьях, из-под которых выглядывали кружевные панталончики, и широкополых соломенных шляпах с длинными лентами играли в мяч и катали обручи. Их матери прятались под вуалями, защищаясь от солнца зонтами.
«Адди, – подумал он, – разгуливала бы среди всех этих изнеженных дамочек с непокрытой головой и обнаженными руками, как губка, впитывая благотворный солнечный свет».
Мужчин отличало разнообразие головных уборов – мелькали цилиндры, котелки, матросские шапочки, военные фуражки, соломенные шляпы.
Здания по обеим сторонам улицы давили своей мрачной официальностью. Преобладал георгианский стиль – темный камень, мрамор, греческие колонны и портики. Архитектура отличалась гармоничностью и геометрической правильностью.
– Вы сказали, Центральный почтамт? – переспросил возница, приостанавливаясь.
– Мне нужна гостиница напротив него, – ответил Крег. – Кажется, она называется «Ворон».
Сиднейский Центральный почтамт не уступал по своему внушительному виду ни одному из правительственных учреждений на Уайтхолл-стрит в Лондоне, напоминая своими восемью дорическими колоннами и фризом над мраморным портиком знаменитый Парфенон.
Кэролайн Чисхолм, сопровождаемая лакеем, уже ожидала его в вестибюле роскошной гостиницы.
Крег с поклоном поцеловал протянутую руку.
– Извините за опоздание, дорогая Кэролайн, – сказал Крег. Она посмотрела на него сквозь опущенные ресницы с видом скромницы.
– Не извиняйтесь, Макс. Я прождала бы вас целую вечность, если бы была вознаграждена за это. Но вы отвергаете мои чувства.
Он снова поцеловал ее руку.
– Какой человек в здравом уме отвергнет чувства такой очаровательной женщины, как вы, дорогая? – ответил он в тон ей и вздохнул. – Увы, в вашем присутствии я теряю самообладание. Но ведь вы замужняя женщина. Да еще и жена одного из моих самых близких друзей.
Ее серые глаза взглянули на него с упреком.
– И почему меня всегда тянет к мужчинам, наделенным невероятной предприимчивостью и в то же время строжайшим чувством ответственности? Печальная закономерность, – произнесла она, сморщив свой дерзкий носик.
– Ладно, ладно, Кэролайн, не прибедняйтесь. – Он предложил ей руку и повел в обеденный зал. Перед ними семенил хозяин гостиницы Джеймс Леннон, который оттеснял в сторонку всех, кто оказывался на их пути, так, словно это были гуси. Они уселись в кабинете в самом конце зала, и Леннон тут же поспешил за бутылкой любимого вина Крега – легкой мадерой.
– Жаль, что вы не присутствовали вчера на приветственном собрании в честь вновь прибывших девушек, Макс, – сказала она. – Просто невероятно, но дела наши превосходны. С тех пор, как десять лет назад я открыла приют, нам удалось добиться больших успехов. Теперь в Австралии женщин всего в полтора раза меньше, чем мужчин. Это просто поразительно.
– Поздравляю, Кэролайн. Надеюсь, и губернатор, и совет понимают, что если бы вы не принимали такого горячего участия в судьбе австралийских иммигранток, то наше общество пребывало бы в плачевном состоянии. Австралия так и осталась бы сборищем холостых каторжников, каким она была в 1788 году, когда Артур Филипс поднял стяг «Юнион Джек» над Порт-Джексоном.
– Спасибо за комплимент. Жаль только, что вы не цените моих женских достоинств. Неужели, Макс, вы абсолютно равнодушны к ним?
– Разумеется, я считаю вас неотразимой, вы сводите меня с ума. Особенно сегодня, Кэролайн. Вы чудо как хороши. В этом платье цвета колокольчиков вы и сами похожи на изысканный цветок.
– Тогда почему же вы не сходите с ума, не безумствуете? – В ее улыбке был явный вызов.
– Какая же вы кокетка, Кэролайн! – Он пожал ее руку под столом. – Знайте, я нахожу вас опасной соперницей самой красивой женщины на свете.
– Ага, стало быть, тут замешана другая женщина? – В ее глазах заплясали плутовские искорки. – И кто же она? Я ее знаю? Вы настоящий ловелас, Макс.
– Не хотел бы распространяться на эту тему, – добродушно проворчал он. – Обо мне и так уже понаписали бог знает чего в «Австралийце» и «Херолде». Я уже не говорю об «Эйдже». Вы читали, какие грязные измышления опубликовали они обо мне?
– Да. И я, как и все прочие, ужасно заинтригована. Правда ли, что у вас есть гарем в Константинополе, Макс?
– Да, конечно. И еще несколько сералей, разбросанных по всему свету.
– Возьмите меня одной из своих жен, Макс.
– Хорошо, я внесу ваше имя в список претенденток.
– Наглец! А эта роковая женщина, которая так очаровала вас, наверняка не из Сиднея. И не из Нового Южного Уэльса. В противном случае я бы ее знала. Но не будем о грустном. Скоро ее вытеснит в вашем сердце другая женщина, с красотой которой не может сравниться ни одна австралийка или англичанка.
