Как только Гроза поняла, что это кровь, ее охватила безумная паника.
— Вольный Ветер! — Вместо крика у нее с губ сорвался шепот, который, однако, отдался в голове Грозы, как похоронный звон.
Она повернула его голову, чтобы поймать взгляд мужа, и Ветер протянул к ней руку.
— Летняя Гроза, — прошептал он, — дай мне в последний раз посмотреть на моего сына, прежде чем я умру.
Слезы хлынули по ее щекам, когда она тесно сжала его руку.
— О Вольный Ветер! — рыдала она. — Мы разобьем здесь лагерь, и я снова вылечу твои раны, как сделала это после того, как на тебя напал медведь. Ты скоро поправишься. Пожалуйста, не говори о смерти. Я не переживу, если потеряю тебя.
Джереми встал на колени с другой стороны от Вольного Ветра, держа на руках Идущее Облако. Скорбное выражение его лица сказало ей больше, чем если бы он выразил это словами.
— Идущее Облако здесь, Вольный Ветер, — сдержанно произнес Джереми.
Предводитель воинов посмотрел на своего сына с гордостью и печалью и сказал, превозмогая боль:
— Воспитывай его хорошо, Летняя Гроза, поскольку меня не будет здесь, чтобы направлять его шаги к зрелости.
— Нет, Вольный Ветер, нет! Пожалуйста, не умирай! Не оставляй меня одну, иначе я тоже захочу умереть вместе с тобой!
Теперь она рыдала, потеряв всякое самообладание, и ее льющиеся слезы смешивались с кровью у него на груди.
— Обещай мне, — очень слабым голосом настаивал он.
— Да, да! Все что угодно! Только не умирай. Мои душа и сердце полностью принадлежат тебе. Как же я смогу жить без них — без тебя?!
Его затуманенные от боли глаза посмотрели на Джереми.
— Я поручаю тебе заботиться о моей жене и детях, Джереми. Теперь ты должен защищать их вместо меня.
Проглотив комок в горле, Джереми поклялся:
— Даю тебе слово!
— Увези Летнюю Грозу обратно к ее собственному народу, где она сможет обрести мир и покой. Я не хочу, чтобы она провела свою жизнь в резервации, где так мало свободы.
Теперь Ветер дышал с трудом, ловя ртом воздух при каждом вдохе, речь его была затруднена, каждое слово давалось ему с большим усилием. Его взгляд задержался на заплаканном лице жены.
— А теперь уходи, Летняя Гроза, пока сюда не пришли солдаты. И знай, что я люблю тебя и всегда буду любить, даже когда начну свое путешествие в другой мир. Не горюй слишком сильно, ведь мы снова встретимся, и я снова смогу назвать тебя своей невестой.
Ее сверкающие глаза с нежностью смотрели в его лицо, а рукою она ласково гладила его по щеке.
— Я люблю тебя, — прошептала содрогаясь от рыданий, Гроза. — Я всегда буду любить тебя всем сердцем. — Нагнув голову, она нежно поцеловала его в губы в последний раз. — Прощай, любовь моя.
Поднявшись на ноги, Гроза, спотыкаясь, побежала к своей лошади. Ее душили рыдания, когда она с трудом пыталась сесть в седло, крепко прижав к себе Анжелу. Кто-то подсадил ее, и когда она взглянула вниз, то увидела печальное лицо Двух Стрел.
— Побудь с ним, Две Стрелы, — взмолилась она. — Вложи ему в руку оружие. Именно так он мечтал умереть.
Две Стрелы торжественно кивнул.
— Мы отвезем его тело в нашу деревню, где он будет погребен со всеми почестями, как вождь и воин, — заверил он. — Мы передадим вождю Зимнему Медведю его последнюю волю, об этом ты не беспокойся.
— Нам надо ехать, Гроза, — мягко вмешался в их разговор Джереми. — Солдаты разыскивают нас. — Он посадил Идущее Облако перед собой на лошадь.
Выхватив нож, Гроза быстро отрезала свои длинные черные косы. Протягивая их Двум Стрелам, сказала:
— Положи их на его тело в знак моей глубокой печали. Я хочу, чтобы у него было что-нибудь от меня, чтобы охранять его во время путешествия в другой мир. Пусть моя любовь сопровождает его везде, где бы он ни был.
Гроза и Джереми уже проскакали несколько минут, когда тишину ночи пронзил леденящий кровь боевой клич. Громкое рыдание вырвалось из груди Грозы, когда она узнала боевой крик Вольного Ветра. Сейчас она в последний раз слышала звук его голоса. Он умер смертью воина, как того и хотел, сжав в руке оружие, и его боевой клич эхом пронесся над землей. Гроза склонила голову и зарыдала.
Они скакали всю ночь, делая лишь краткие привалы, чтобы дать отдохнуть лошадям. Не разговаривая, оба погрузились в глубокую печаль. Гроза скакала, как молчаливый дух, лишь инстинктивно управляя своей лошадью, поскольку следовала за Джереми. На рассвете они завершили скачку, остановившись перед расстилающейся внизу долиной.
Только теперь Гроза вышла из оцепенения. Глядя расширенными от недоверия глазами, она едва осознавала представшую перед нею картину. Внизу, на равнине, единственный в своем великолепии стоял прекрасный белый бизон.
У Грозы захватило дыхание. Она стояла и смотрела как зачарованная.
— Я слышал об этом животном, но никогда его не видел, — тихо прошептал Джереми.
Гроза с трепетом смотрела на священного белого бизона, который, казалось, тоже пристально и спокойно смотрел на нее.
— Это Священный Белый Бизон, его редко кто видит, — с почтением пояснила она. — Считается, что в теле этого животного воплощается могущественная сила Великого Духа, чтобы покровительствовать своему народу, когда наступают тяжелые и смутные времена. Мясо Белого Бизона нельзя есть, а его шкуру никогда не дубила ни одна женщина племени. Только шаман может прикасаться к этому животному, а снятие с него шкуры обычно совершается в качестве жертвоприношения Великому Духу. Считается, что это дает большое могущество.
В то время как она говорила, великолепное животное, казалось, кивало ей головой. Затем повернулось и пошло иноходью, постепенно растворившись в тумане, лежавшем в долине.
— Как ты думаешь, что бы это значило? — спросил Джереми, наполовину обращаясь к самому себе.
Гроза только покачала головой, не желая высказывать вслух свои мысли. Для нее это был знак того, что ее возлюбленный Вольный Ветер снискал благодать Великого Духа. Ей давала утешение мысль о том, что Ветер обрел наконец счастье и свободу в другом мире, где он будет жить в довольстве до тех пор, пока она не присоединится к нему после своей смерти. Из глаз Грозы снова полились слезы, но ее израненное сердце получило теперь хоть чуточку облегчения. Они спустились вниз с холма и поскакали дальше.
Когда они добрались до ранчо, Таня встретила их у входа, недоумевая, кто это мог приехать так неожиданно. Удивление на ее лице сменилось искренней печалью, когда она увидела скорбное лицо и отрезанные волосы своей дочери. Она бросилась с веранды, громко крича:
