у нее появилась возможность поговорить с Лахланом, но его надежное присутствие вместе с остальными гвардейцами помогло Белле держаться на ногах, которые отказывались повиноваться, и справляться с горем – ведь дочь выбрала будущее, в котором ей не было места.
Многие часы спустя, согревшись в уютном тепле его рук, Белла смогла наконец дать волю слезам, оплакивая утрату. Каждая мать знает, что такой день настанет, но для нее это случилось слишком рано. Сыновей вырывают из материнских рук: отдают на воспитание, в оруженосцы рыцарю, – а дочери должны принадлежать матерям до тех пор, пока не выйдут замуж.
– Мне очень жаль, любимая, – тихо сказал ей Лахлан.
Белла кивнула и, заметив, как он встревожен, натянуто улыбнулась:
– Твоему кузену не стоит это слышать….
Лахлан насупился.
– Ястреб может катиться к… – Он осекся и виновато поморщился. – Мне плевать, что он подумает.
– Правда? Мне казалось, его мнение тебя очень даже волнует – судя по тем взглядам, что ты на него то и дело бросал. Что же он сказал?
– Ничего, – сказал Лахлан, но слишком уж поспешно, а когда Белла укоризненно повела бровью, решил объясниться: – Скажем так: он рад, что я уже не столь ярый противник женитьбы.
– Неужели ты передумал?
– Да… хм… К черту, Белла, я хочу, чтобы ты вышла за меня. Знаю, что мне нечего тебе предложить, что ты поступишь безрассудно, связав судьбу с таким, как я, но…
– Если это предложение, то лучше бы тебе перестать убеждать меня в том, что я ни в коем случае не должна за тебя выходить.
Лахлан обиженно надулся: довольно странно для воина, который носит прозвище смертельно опасного существа, но об этом она скажет ему позже.
– Просто я хотел, чтобы ты знала, чего ждать.
Белла рассмеялась.
– Я прекрасно знаю, на что иду. Но мне кажется, что ты забыл самое главное. – Лахлан казался озадаченным, и она решила немного ему помочь: – Ты забыл, что, делая предложение, нужно поклясться в вечной любви.
– Мне казалось, что я уже это говорил, да и так все ясно.
– Конечно, но хотелось бы все-таки услышать.
Взяв ее за подбородок, Лахлан посерьезнел и, глядя ей в глаза, торжественно проговорил:
– Я люблю тебя, Белла, и буду любить не просто до конца своих дней, но и с высоты небес или из бездны ада, до тех пор пока жива моя душа.
Он-таки научился говорить о любви! Белла погладила такую родную небритую щеку. Боже, как же она любит этого невозможного мужчину!
– Да, я стану твоей женой. Для меня это большая честь.
Лахлан улыбнулся, и такой счастливой и приятной улыбки на его лице она никогда еще не видела. Он обнял ее и поцеловал. Движения языка и губ лучше слов сказали Белле о его любви.
Когда Лахлан наконец оторвался от ее губ, Белла задыхалась и очень жалела, что они среди ночи скачут верхом через лес в компании десяти любопытных ухмыляющихся горцев.
Похоже, эти мысли ясно читались на ее лице, потому что Лахлан усмехнулся и шепнул:
– Позже.
Волнующее обещание, заключенное в одном этом слове, заставило Беллу замереть в сладостном предвкушении. Кивнув, она снова упала в его объятия.
– Она будет в безопасности как никто другой во время этой проклятой войны.
Как хорошо он ее знал! Вот и угадал направление ее мыслей.
– Кажется, она так уверена в том, что дядя и сэр Хью ее любят.
Лахлан молчал, но как-то слишком уж старательно.
– Что ты сделал?
Он пожал плечами.
– Просто кое-что предпринял, чтобы сэр Хью этого не забыл.
Белла встревоженно заглянула ему в глаза.
– Ты проник в его спальню?
– У меня были в запасе несколько минут.
Белла покачала головой.
– Но как же ты убедил его… Забудь. Я не хочу знать.
Лахлан усмехнулся.
– Скажем так: научил его бояться Бога.
– Или, может, привидения-гвардейца?
Лахлан рассмеялся.
– Есть повод для веселья? – спросил ехавший позади них Максорли.
– Пошел к черту, Ястреб! – буркнул Лахлан.
Белла улыбнулась:
– Твой кузен такой забавник!
Лахлан страдальчески простонал, и его поддержали остальные, до кого долетели слова Беллы.
– Ладно, только смотри, чтобы он тебя не услышал.
Но было слишком поздно. Ястреб решил доказать Белле, какой он на самом деле забавник, к немалому раздражению Лахлана. Через некоторое время он оставил попытки заставить кузена замолчать и даже сумел ввернуть пару собственных острот.
Позже, когда по команде Тора Маклауда разговоры прекратились, Белла поудобнее устроилась в объятиях Лахлана и закрыла глаза.
– Знаю: ты надеялась, что конец будет другим, – сказал он ей тихо.
Эта война уже так много отняла у нее, но Белла не могла допустить, чтобы у нее отняли еще и дочь!
– Это не конец. Это только начало.
Если Лахлан будет рядом, она готова сражаться до конца.
Западные острова, Бенбекула, декабрь 1314 года
Она ждала этого дня шесть лет, и вот наконец он настал. Белла не находила себе места.
Вне себя от волнения, она ждала возле окна в большом зале величественного дома с башнями, который супруг выстроил для нее в этом раю, или, по крайней мере, в малом его уголке. Островок Бенбекула, застрявший между Северным и Южным Юйстами, был далеким, уединенным и прекрасным, как сад Эдема, с его пространными пляжами с песчаными дюнами, сочной зеленой травой и сверкающим синим морем до самого горизонта.
Все эти годы король не мог простить им той эскапады, на которую не давал согласия, однако сдержал слово и вознаградил Лахлана за верную службу – землей и деньгами. Что смягчило сердце короля: настойчивость самой Беллы, клятва Лахлана служить ему до конца войны или освобождение Мэри из тюрьмы через несколько недель после их возвращения? Белла так этого и не узнала.
Как бы то ни было, семьи воинов клана Лахлана, которые сражались за него и сложили головы, получили свое обеспечение. А у него самого был тихий мирный дом, о котором он так давно мечтал. Искусный воин выдержал свою последнюю битву в июне. Война, которая потребовала от них таких жертв, закончилась, но они исполнили свой долг и остались в живых.
Сердце Беллы было переполнено событиями этих лет, однако в нем всегда оставался пустой уголок. Сегодня будет заполнен и он.
Белла смотрела в окно, на кристально чистый горизонт. Руки нервно теребили юбку.
Она оглянулась через плечо, обмирая сердцем, – так было каждый раз, когда она смотрела на мужа. Сейчас Лахлан стал даже еще красивее, чем раньше: неистовый разбойник преобразился. Он по-прежнему внушал робость своей физической мощью, но жесткие линии вокруг
