Она отвернулась и пошла вперед.
— Я спрашиваю себя, с тех пор как ты показал мне его письмо, почему лорд Эббот женился на мне, если предназначал меня тебе?
— Я тоже об этом думал. Он не мог знать о ребенке.
— Нет, он не знал. И я бы не вышла за него замуж, если бы знала.
Девлин взял ее под руку и повел по тропинке к видневшейся вдали беседке.
— Ты слишком честна, Джапоника. Я думаю, он все равно предложил бы тебе выйти за него.
— Но зачем? — Прикосновение его пальцев будило воспоминания многих бессонных ночей, но ей не хотелось отнимать руку.
Девлин пожал плечами.
— Теперь я знаю, что память о тех годах никогда ко мне не вернется, но иногда у меня бывает такое чувство, что я помню обо всем, только память моя никак не связана с какими-то конкретными событиями. И отчего-то я уверен, что лорд Эббот знал о том, что я тебя обесчестил. Возможно, я сам написал ему об этом. Кажется, Хинд-Див был способен на такого рода браваду.
— Ты уверен в том, что лорд Эббот женился на мне, чтобы спасти мою репутацию?
Она попыталась остановиться и повернуться к нему, но он крепко держал ее под локоть и вел вперед, увлекая за собой.
— Не знаю и знать не хочу. Но ответь мне: зачем ты вышла за него замуж?
Впервые Джапоника сумела посмотреть правде в глаза и дала ответ, даже не успев подумать о том, стоит ли так раскрываться перед лордом Синклером.
— Потому что Хинд-Див был мертв. Он вздрогнул, но не замедлил шага.
— Откуда ты об этом узнала?
— Мне рассказал резидент компании, на которую я работала, в тот день, когда я получила предложение от лорда Эббота. В тот момент я не увидела никакой связи между лордом Эбботом и Хинд-Дивом. — Она посмотрела ему в глаза. — Теперь я вижу, что ошибалась.
Девлин улыбнулся.
— Теперь мы знаем ответ. Настолько полный, насколько это возможно при имеющихся обстоятельствах. — Он сжал ее локоть, помогая зайти на ступени, ведущие в тенистую прохладу каменной беседки.
Джапоника отвернулась от лорда Синклера.
— Я не выйду за вас.
— Я ведь еще не просил, не так ли?
Она удивленно посмотрела на него. Он улыбался, и она не могла понять почему.
— Вы попросите. Вы будете думать, что совершаете честный поступок, и поэтому я вынуждена просить вас не делать мне «достойное предложение».
— Хорошо. — Он улыбнулся, увидев, как разочарованно поползли вниз уголки ее губ. — Как вы знаете, порядочности мне не занимать.
Джапоника внезапно улыбнулась:
— Вы отъявленный негодяй! Кажется, именно этими словами назвала вас леди Симмс.
— Ей виднее. Но тогда как вы можете ожидать от отъявленного негодяя, чтобы он принимал в расчет чувства дамы? — Девлин взял ее за руку. — Или вы предпочтете, чтобы я преклонил колено?
Джапоника оттолкнула его руку.
— Не надо меня дразнить. Я перестала понимать шутки. Ваши шутки.
Он провел ладонью по ее волосам, рассеянно улыбаясь и вдыхая их аромат. Ему так не хватало этого многие месяцы.
— Тогда давай не будем лукавить. Будем предельно честными друг с другом.
Он взял ее за подбородок и заглянул в глаза:
— Я люблю тебя.
Она задохнулась. Слова, которых она ждала так долго, наконец были произнесены. Она положила руки ему на плечи.
— Повтори еще раз! Он усмехнулся.
— От частого повторения слова изнашиваются, ты знаешь об этом?
— Бисмалла! Ты обещал ухаживать за мной и ничего подобного не делал!
— Согласен. Так что начнем прямо сейчас.
Он преклонил колено, прижал губы к ее ладони и очень осторожно, тщательно выговаривая каждый слог, давая послезвучию еще какое-то время повибрировать в воздухе, сказал:
— Я люблю тебя.
Джапоника чувствовала себя порочной, вызывающей и очень-очень счастливой. Кто мог догадаться, что можно заниматься любовью средь бела дня на улице, совсем недалеко от места, где играли свадьбу? Впрочем, кому придет в голову их здесь искать?
Над головами плющ свил прочный шатер, и только отдельные лучи солнца пробивались в беседку сквозь зеленый свод. Девлин сбросил сюртук и ее жакет на деревянный настил беседки, соорудив таким образом постель. Но это ложе Джапонике казалось мягче, чем пуховая перина.
Они лежали на боку, и пальцы ее переплетались с его пальцами, обласканные страстью, которую они оба так быстро смогли утолить. Но если плотское желание способно исчезать, едва придет насыщение, то другие чувства оказались более постоянными. Нежность и стремление защитить, предельная открытость по отношению друг к другу — все это составляющие любви. Да, она любила этого мужчину и больше не боялась этого чувства. Слова наконец были произнесены, и наступила пора спокойного счастья.
Она не стала возражать, когда он поднял ее юбки во второй раз. Она просто закрыла глаза и отдалась на волю чувств, которые в тот самый первый раз, еще неосознанные, толкнули ее в его объятия. Но на этот раз не было никакого подвоха. Только доверие, честность и понимание того, что у них есть будущее, в котором они нераздельны.
Позже Девлин нежно провел пальцем по крохотным полоскам на ее животе — следам, оставленным материнством. В тот раз, в темноте, он не мог разглядеть их. Когда он прижался губами к ее животу, она лишь улыбнулась. В ней не было ложной скромности, и она знала, что они будут очень счастливы вместе.
— Почему ты так медлил?
Голос его звучал приятно приглушенно в зеленом полумраке.
— Чтобы дать тебе время.
— Я всегда знала, что люблю тебя. Ни одного дня без тебя не было у меня счастливым.
— Хорошо. — Он приподнял голову. Желтые кошачьи глаза его сверкали. — Тогда ты не будешь возражать, если мы не станем нигде показываться какое-то время? Только тут, в поместье? — Он наклонился и поцеловал ее в губы. — Пройдет несколько недель, прежде чем я захочу покинуть твою постель.
Джапоника засмеялась. Жесткие волосы его щекотали ее живот.
— Вам не кажется, что вы устанете от такой монотонной работы, милорд?
— Я скорее устану от собственного дыхания. Так когда мы поженимся?
Джапоника улыбнулась:
— Полагаю, чем скорее, тем лучше.
— Как можно скорее! Я отойду от дел и буду лежать с женой целыми днями, пока не растолстею и не окажусь совершенно непригодным для какой-либо иной деятельности, кроме как угождать моей жене. — Он улыбнулся, почти касаясь губами ее губ. — И ты, готов поспорить, тоже скоро разрастешься. Если судить по Джейми, мне не придется особенно трудиться, чтобы ты забеременела вновь.
— О, тогда я стану круглой, неповоротливой и совершенно немодной.
— Со мной — никогда, моя любовь! Никогда!
