— Несомненно, вскоре король поведет войско против захватчиков и отгонит их назад к кораблям.
А что будет с ней? Что, если король отошлет ее для ее собственной безопасности, скажем, в Хедингтон, к своим детям? Она сложила руки у себя на животе, где уже, возможно, жил ее ребенок. Ее проблема была незначительной в сравнении с чудовищностью угрозы, исходящей от армии викингов, но все же ей нужно определиться, что с ней делать. Уже прошла неделя с тех пор, как она была близка с Этельстаном, и у нее оставалось совсем немного времени, если она хочет, чтобы через девять месяцев ее ребенок был признан отпрыском Этельреда. Она должна найти возможность оказаться в постели короля.
Интересно, какая фаворитка сейчас спит с ним? И как Эмме ее вытеснить? Этельреду покажется странным, если она вдруг начнет страстно стремиться в его объятия, так что ей нужно проявить терпение. Время пока еще есть. Он сказал, что поговорит с ней утром. Когда он к ней придет, она должна быть покорной и уступчивой. Она должна утешить и отвлечь его от тягостных забот. Она должна заманить его в свою постель.
А может ли она представить, что на его месте другой?
Тут решительность Эммы немного остыла. Отец — не сын, и никогда им не станет. Однако что же ей остается делать? Она должна быть женой человеку, за которого вышла замуж, и не нужно забывать, что он король и ее судьба в его руках.
Следующие несколько часов среди женщин журчал разговор, словно вода в ручье, которая, коснувшись одной темы, словно речного камня, тут же текла к другой. Эмма обратила внимание, что только Уаймарк, погруженная в молчаливую печаль, не участвует в беседе. Никто не смог бы ничего сказать или сделать такого, что утешило бы ее, и Эмма опасалась, что утрата Хью — а она не сомневалась, что он либо мертв, либо пленен викингами, — еще долго будет тяжелым камнем давить на сердце Уаймарк. Она сопереживала своей подруге и снова задавалась вопросом: осталось ли в этом мире место для любви? Было уже очень поздно, когда вернулась Хильда с лордом Эльфхельмом, следующим за ней.
Эмма отослала всех придворных дам спать и осталась один на один с отцом Эльгивы.
С этим человеком было нелегко иметь дело, нелегко было даже просто смотреть на него. Его лицо, покрытое морщинами и рубцами, отличалось крупными неправильными чертами — таким лицом хорошо пугать малых детей. Непокорная грива черных волос достигала плеч, а густую бороду прошивали серебряные нити седины. Эмму всегда поражало, что у подобного человека могли появиться три таких миловидных отпрыска, как Эльгива и ее братья.
Телосложением он напоминал медведя и имел задиристый характер, ни перед кем не тушуясь, даже перед королем. Да что там, она неоднократно замечала, как он смотрит на Этельреда с легким презрением во взгляде, и она подозревала, что ее супруг терпит это, потому что иного выбора у него нет. Богатый землями и серебром, Эльфхельм был самым могущественным из элдорменов короля. К тому же он был человеком, внушающим страх одним лишь взглядом.
Сейчас он глядел на нее сквозь полуопущенные веки. Эмма сжала ладони, страдая от того горя, которое вызовет ее весть.
— Милорд Эльфхельм, — начала она, — сегодня мне придется сообщить вам горькие новости. Меня глубоко печалит то, что ваша дочь находилась в крепости Эксетера, когда город был атакован неприятелем. С ней была Гроя, и я не перестаю надеяться и молиться, чтобы им удалось сбежать, но их судьба мне неизвестна.
Эмма с жалостью взглянула Эльфхельма, ожидая увидеть скорбь элдормена, но, к ее изумлению, ничего подобного не заметила. Его твердый как гранит лик не выразил ни тревоги, ни печали, ни даже удивления. Ей не удалось прочесть на нем ровным счетом ничего. Может ли человек, даже столь черствый, как этот, быть таким стоиком? Неужели ему безразлична его дочь?
— Лучше молитесь о чем-нибудь другом, миледи, — сказал он скучающим голосом, — поскольку с моей дочерью все в порядке.
Теперь Эмма взглянула на него с удивлением и вспыхнувшей надеждой. Если Эльгиве удалось сбежать из захваченного Эксетера, возможно, она вывела с собой и других.
— Значит, она спаслась? Она не пострадала?
— О нет, викинги не изнасиловали ее, и, думаю, я должен быть за это благодарным Богу. Если не считать того, что перед этим около года она была подстилкой короля, — прорычал он, — в то время как должна была находиться под вашей защитой.
Он, должно быть, заметил, как она вздрогнула от удивления, так как его бровь приподнялась.
— Вы думали, я не знаю? И после того, как король избавился от нее, вы думаете, я снова доверю ее вашей заботе, не приняв мер для ее безопасности? Я не настолько глуп, миледи. Мои люди следили за вами повсюду в Эксетере, и мой сын неустанно бдел, чтобы оградить ее там от любых посягательств. Когда сигнальные костры загорелись, он увез ее подальше, пока вы, как мне сообщили, пребывали в безопасности за пределами города.
Глаза элдормена блеснули холодной враждебностью, но лицо его так и осталось непроницаемым.
— Вы слышали о судьбе Грои? Она погибла от удара боевого топора викинга. — Он обнажил свои зубы, но это не было улыбкой. — Еще что-нибудь хотите узнать, миледи?
Эмма безмолвно на него взирала, потрясенная его словами настолько, что не в состоянии была что-либо сказать. Не дождавшись от нее ответа, он, поклонившись, удалился. Глядя ему вослед, она все никак не могла прийти в себя.
Как он, должно быть, ее ненавидит! Эмма знала, что Эльгива питает к ней враждебность. Теперь до нее дошло — и она должна была понять это уже давно, — что и Эльфхельм ей враг. И гораздо более опасный, чем кто-либо из его детей.
Август 1003 г. Винчестер, графство Гемпшир
На следующий день рассвета не было. Тяжелые черные тучи заволокли небо, и проливной дождь превратил дворы замка и все улицы в Винчестере в вязкие потоки грязи. Этельред вместе со своей облаченной в траур королевой повел торжественную процессию, состоявшую из элдорменов, церковников, вельмож и их жен, а также всех городских жителей, которые смогли прийти, несмотря на ужасную погоду, от ступеней дворца вниз, по обсаженной деревьями улице, к Олд-Минстерскому собору. Внутри самого большого храма в Англии, под огромной золотой ракой святого Свитина епископ Эльфедж вознес вместе с ними молитвы об избавлении.
Этельред в отчаянии взирал на великолепный, усеянный драгоценными камнями, золотой с серебром ковчег, который по распоряжению его отца был изготовлен для мощей святого Свитина. Король Эдгар по прозвищу Миролюбивый — так звали его отца. Он чтил бога и Церковь, и его правление было отмечено миром и процветанием, а не постоянной угрозой пожара войны.
