Ознакомительная версия.
И только потом вошла. Гобелены немедленно сомкнулись за ней, отгородив от света ламп. Лунный свет мягкими отблесками падал на постель. Жаклин повела плечами, сбрасывая пеньюар, развязала ленты сорочки, позволила ей мягко опуститься на пол. И только потом поставила на кровать колено и юркнула поближе к Джерарду.
Он сразу узнал ее прикосновение, хотя не проснулся, когда она медленно провела ладонью от его плеча вниз. И не помедлила, чтобы задуматься, спросить свое сердце; вместо этого позволила сердцу вести ее вперед, к исполнению своих желаний.
Прежде всего, она осторожно заставила его повернуться на спину. Джерард послушно повернулся, но так и не открыл глаз.
Проснулся он, охваченный бурей ощущений. Завороженный касанием ее губ, жаром рта, вобравшего его плоть, лаской рук, гладивших голое бедро, тяжелый двойной мешочек. Ее запахом. Шелестом волос, лежавших шелковым покрывалом на его чреслах: Сознанием того, что она здесь, голая, на коленях между его расставленными ногами. Готовая одарить его таким же наслаждением, какое дарил он ей.
Голова кружилась так, что он судорожно глотал воздух, но это не помогало. Поэтому он слепо протянул руки, нашел ее голову, беспомощно зарылся пальцами в густые локоны, изогнул спину и поднял бедра, двигаясь в такт ее мелодии. Музыке, окружавшей их обоих.
Наслаждение пронзало его: прошли века, пока она не наигралась вдоволь, не оседлала его ... не вобрала в себя.
И поскакала через ночь, уносимая буйными ветрами экстаза, через бурю страсти, сквозь клубившиеся облака желания. Прямо в водоворот, утянувший их на дно.
Тогда он поднялся, перевернул ее, глубоко вонзился, наполнив собой.
Их тела слились, разгоряченные и потные в неустанном первобытном танце.
Полная капитуляция.
Под конец та же сила вышвырнула их из моря наслаждения на песок и оставила, усталых и опьяненных, на руинах его постели.
Его разбудил солнечный зайчик.
Воспоминания о прошедшей ночи не давали покоя.
Он лежал на спине под льющимся в слуховые окна солнечным светом и никогда еще не чувствовал себя таким развратно-живым.
Улыбнувшись, он поднял голову и оглянулся.
Ее нигде не было ... остался только знакомый аромат. И вкус на губах.
Он смутно припомнил, как она шептала, что должна вернуться к себе, но ему следует остаться и отдохнуть.
Этой ночью он забыл о сне: слишком они жаждали друг друга. Желание, подогреваемое страстью, все росло. Они горели. Взлетали выше звезд, падали и разбивались, чтобы возродиться вновь.
Наслаждение ее самозабвенными ласками было ошеломительно сладостным.
Джерард перекинул ноги через край кровати, сел, потер ладонями лицо и, вспомнив что-то, поднялся и прошел в студию, к портрету. Законченному, стоявшему на мольберте портрету.
Он действительно был завершен и, как всегда знал Джерард, стал его лучшей работой.
Торжество копилось в нем, не только торжество успеха, гордость прекрасно написанной картиной. Торжество человека, понявшего, что Жаклин испытывает к нему. В их слиянии были радость и сознание правоты содеянного, которые она видела и признала, которые приняла с открытым сердцем.
Все необходимые части головоломки сошлись. Она любит его. И станет его женой.
Все, что ему остается, – отвезти портрет в Корнуолл, расправиться с призраками ее прошлого, обличить, если повезет, убийцу и освободить Жаклин.
И тогда для них возможно совместное будущее.
Повернувшись, он подошел к сонетке и позвонил Мастерсу.
Жаклин проспала допоздна. Поднявшись и надев новое платье из узорчатого муслина, она позавтракала у себя в комнате и спустилась вниз.
Минни, Тиммс и, Миллисент сидели в гостиной и шептались, обсуждая планы на вечер. Узнав вчера, что портрет будет закончен к сегодняшнему дню и Джерард намеревается как можно скорее отвезти его в Корнуолл, Миллисент по настоянию Минни и Тиммс объявила, что они дают прощальный ужин для всех его родных, которые все это время всячески помогали и поддерживали их. И конечно, предстоял закрытый показ портрета, в награду за общие усилия.
Джерард поморщился, но, к удивлению Жаклин, согласился.
– Очень любопытно узнать их мнение, – потихоньку признался он ей.
Пейшенс и Вейн уже уехали из Лондона, но остальные, так преданно ободрявшие ее и Джерарда, все еще были в городе, хотя в любой момент собирались разъехаться по своим поместьям.
Жаклин, убедившись, что Джерард еще не спускался вниз, прослушала список гостей, внесла несколько предложений по их размещению, извинилась и ускользнула.
Поднимаясь по потайной лестнице в студию, она услышала голоса и увидела, что дверь слегка приоткрыта. Один из голосов точно принадлежал Барнаби:
– Стоукса особенно заинтересовал случай со стрелой.
Стрела?!
Жаклин остановилась на последней ступеньке в ярде от двери.
– Как и мы, – продолжал Барнаби, – он считает, что убийца попытается расправиться с тобой и это – подтверждение целой серии убийств, каким-то образом связанных с Жаклин. Она – единственное связующее звено между жертвами.
Жаклин оцепенела и слепо уставилась на дверь.
– В отличие от нас Стоукс не считает, что это всего лишь ревнивый поклонник, – закончил Барнаби.
До Жаклин донесся свистящий звук – Джерард чистил кисти.
– И что же думает Стоукс? – тихо, но зловеще осведомился он.
– Видишь ли, он признает возможность существования ревнивого поклонника, но, как верно указал, никто еще не предлагал Жаклин руку.
– Если не считать сэра Винсента.
– Верно, но его поведение не указывает на глубокую, отчаянную страсть. После того как Жаклин ему отказала, он больше не показывался, не пытался настаивать.
– И что из этого? – помедлив, спросил Джерард.
– Стоукс предлагает заглянуть глубже: что, если мотив иной? Не жениться на Жаклин, а воспрепятствовать ее браку с кем бы то ни было? В конце концов, она наследница Трегоннинга.
– Я проверял, – буркнул Джерард. – Если она умрет, не оставив детей, или будет осуждена за убийство, после кончины отца поместье переходит к дальнему родственнику в Шотландии. Вышеуказанный родственник десятилетиями не покидал тех мест и совершенно не осведомлен о своей возможной удаче.
Жаклин от изумления тихо ахнула.
Воцарилось долгое молчание.
Наконец Барнаби пролепетал с тем же искренним потрясением, которое испытывала Жаклин:
– Как ты узнал это, черт возьми? Я думал, ты рисовал с утра до вечера.
– Так оно и было. Зато мой зять и остальные не простаивали перед мольбертом с утра до вечера.
– Вот как? – с легкой завистью заметил Барнаби. – Хотел бы я знать, как они выуживают подобные сведения.
Ознакомительная версия.
