К несчастью, возлюбленный Изольды погиб на берегу Тризмиллской бухты, и у меня не было уверенности, что страх перед монастырскими стенами, ядовитые насмешки Джоанны или обещание монаха обеспечить ей безопасный переезд и некое сомнительное убежище в Анже, заставили ее в конце концов обратить свой взор на Роджера. Шестьсот лет назад жен, бросавших своих мужей, ждало безрадостное будущее, в особенности если супруг положил глаз на третью по счету невесту. И Оливера Карминоу, и семейство Феррерсов устроило бы, если бы Изольда попросту исчезла, что легко могло с ней случиться, доверься она заботам Джоанны. Но и оставаться под крышей Роджера было в лучшем случае временным выходом из положения, и долго это продолжаться не могло.
Когда я проезжал через Бодминское болото, с каждой милей приближаясь к дому, мое возбуждение несколько умерялось сознанием того, что, во-первых, это будет мое последнее путешествие в тот, другой мир, и во-вторых, что я не имел возможности выбирать ни день календаря, ни время года. Возможно, я увижу, что уже наступила оттепель, и Великий пост остался позади, и сейчас в разгаре лето. Изольда, сделав свой выбор, томится за монастырскими стенами где-нибудь в Девоне, и в этом случае она навсегда исчезла из жизни Роджера, а значит — и из моей. Как знать, останься Магнус в живых, возможно, он смог бы усовершенствовать временной фактор таким образом, чтобы предоставить участнику эксперимента выбор точки попадания из настоящего в прошлое: тогда сегодня, с помощью малейшего изменения дозы, я мог бы по желанию снова собрать всех действующих лиц в подвале, там, где я с ними расстался. Ни разу за несколько недель, что длился эксперимент, этого не удавалось сделать. Всегда происходил скачок во времени. Повозка Джоанны уже не будет ждать на вершине холма над Килмертом; Роджер, Изольда, Бесс не будут сидеть в кухне. Эта последняя доза в трости гарантировала мне путешествие в мой мир, но не давала возможности предугадать, что именно я там увижу.
Знак «Стоп» заставил меня моментально вернуться в действительность — на шоссе Лостуитиел — Сент-Блейзи. Последние двадцать миль я вел машину как автомат, а тут вдруг вспомнил, что за Триджестейнтоном будет поворот на боковую дорогу, ведущую в Тризмиллскую долину. Я двигался по ней со странным ностальгическим чувством, и когда проезжал мимо современной фермы Стрикстентон и на дорогу с лаем выскочил черно-белый колли, я подумал о малышке Маргарет, младшей дочери Изольды, которой хотелось иметь кнут для верховой езды, как у Робби, и о Джоанне, старшей дочери, прихорашивавшейся перед зеркалом, в то время как ее отец, потрясая лапкой выдры, гонялся на лестнице за Сибил.
Я спустился в долину, и настолько полным было мое вживание в прошлое, что я на мгновение забыл, что ручья уж больше нет, и стал высматривать домик Розгофа по ту сторону брода, напротив мельницы, но, конечно, не было ни ручья, ни брода, лишь сворачивающая влево дорога да несколько коров, которые паслись на заболоченном лугу.
Я пожалел, что еду не на «триумфе», а на бьюике — он слишком бросался в глаза. Поддавшись внезапному порыву, я остановил машину возле моста, пониже мельницы, и, пройдя немного вверх по тропе, перелез через ворота в изгороди и очутился на поле, что вело к Граттену. Я знал, что прежде чем возвращаться домой, мне следует задержаться ненадолго здесь, среди пригорков, потому что как только я окажусь в Килмарте, дальнейшее трудно предугадать; последний эксперимент мог иметь для меня самые непредвиденные последствия. Мне хотелось унести с собой образ Тризмиллской долины — такой, какой она была сейчас, в последние дни августа под лучами солнца, — предоставив своему воображению и памяти дорисовать картину, вернув назад, на свое место, извилистый ручей и бухту, и причал под горой, на которой стоял давно исчезнувший дом. На полях Церковного парка, за Граттеном, велась жатва, но здесь, за изгородью, трава была нетронута и паслись коровы. Я дошел до первого куста утесника, вскарабкался на вал, окружавший это место, и посмотрел вниз на травяной покров, где когда-то проходила дорожка, прямо под окном зала, и где, взявшись за руки, сидели Изольда и Бодруган.
Там лежал и курил сигарету какой-то человек, под головой у него вместо подушки была сложенная куртка. Не веря своим глазам, я уставился на него, полагая, что мое чувство вины и неспокойная совесть, должно быть, вызвали этот образ из ничего; но нет, я не ошибся. Человек был самый что ни есть настоящий, и это был доктор Пауэлл.
Какое-то время я стоял и смотрел на него, затем не спеша, безо всякого злого умысла, но полный решимости, я отвинтил набалдашник трости и вынул оттуда стопку. Я проглотил свою последнюю дозу и вставил стопку обратно в трость. Затем спустился с насыпи и подошел к нему.
— Я полагал, вы отправились с семьей на северное побережье заниматься серфингом.
Он тут же сел, и я впервые за все время нашего с ним знакомства испытал огромное удовлетворение оттого, что застал его врасплох — ситуация для него была не из легких.
Он быстро взял себя в руки, удивленное выражение на его лице сменилось располагающей улыбкой.
— Я передумал, — спокойно сказал он, — отправил их одних. Вы, похоже, поступили так же.
— Значит, Вита все-таки меня опередила. Она не теряла времени даром.
— Причем здесь ваша жена?
— Разве она не звонила вам из Дублина?
— Нет.
Теперь настал мой черед удивленно уставиться на него.
— Тогда какого же черта вы тут торчите? Поджидаете меня?
— Я не поджидал вас. Просто решил, что чем бросать вызов бурунам Атлантики, лучше немного изучить вашу территорию. Похоже, чутье меня не подвело, и вы сами можете показать мне окрестности.
Мое превосходство уже не было столь очевидным, а уверенность таяла на глазах. Казалось, он разыграл мою собственную карту, и теперь игра складывается в его пользу.
— Послушайте, — сказал я, — разве вы не хотите узнать, что произошло в аэропорту?
— Да нет, не очень, — ответил он мне. — Я знаю, что самолет вылетел, потому что позвонил в Эксетер и проверил это. Улетели вы на нем или нет, мне не могли сообщить, но я знал, что если вы не улетели, то направитесь назад в Килмарт, и если я заявлюсь на чашку чая, то найду вас в подвале. Однако с полчаса назад жгучее любопытство привело меня сюда.
Его снисходительная самоуверенность разозлила меня, но еще больше, пожалуй, я был зол на самого себя. Если бы я поехал другой дорогой, если бы не отправился через Тризмиллскую долину, не поддался внезапному порыву сентиментальности, я бы благополучно вернулся в Килмарт и имел бы в запасе по меньшей мере полчаса, прежде чем туда нагрянул бы доктор Пауэлл.
