Элейн посмотрела на его горло. Пульс бился в ускоренном ритме. Его сердце стучало так сильно, что подрагивало все тело. Почувствовав под ягодицами нечто твердое, она уловила, насколько сильны были его страдания в последние несколько дней.
— Но почему? — спросила она тонким голосом, боясь надеяться, боясь предполагать. Разум твердил не доверять другому мужчине, ведь один уже использовал ее сексуальность против нее и вполне возможно, что и этот сделает то же самое.
Мир опрокинулся, мелькнув лабиринтом голубого неба и зеленых листьев. Элейн лежала на спине, Чарльз склонился, не сводя с нее настороженных глаз.
— Возможно потому, что миледи был необходим отдых. Дэймон сказал, что последняя вещь, в которой ты нуждаешься — это ненасытный муж, домогающийся тебя днем и ночью.
Элейн всегда считала, что большинство докторов — стадо несведущих ослов.
Очевидно, это время не было исключением.
— А возможно… возможно потому, что я был обижен.
Любопытно. «С чего бы ему обидеться?» — лениво подумала Элейн, разглядывая, как легкий ветерок играет с густым каштановым локоном.
— Видишь ли, ты сказала, что не хочешь меня. И не нуждаешься во мне. Я не хотел тебе навязываться. Снова. Я хотел, чтобы ты сама пришла ко мне. Но потом я понял, что это не важно. Я не могу стоять в стороне. Ты возражаешь?
Было удивительно видеть, как за неумолимой решительностью скрывается неуверенность — весьма странное состояние для человека, который считал свою жену ненормальной. Элейн подняла руку и в порядке эксперимента провела по губе, которая искривлялась тогда, когда ее обладатель был встревожен. Непонятно, к чему приведет то, что дернуло ее сейчас ответить ему низким, хриплым голосом:
— Да.
Колеблющийся свет в его синих глазах потускнел. Чарльз отдернулся — отверженный черный лебедь.
Элейн обхватила его шею.
— Да, — повторила она. — Я возражаю. Я против того, что ты оставил меня одну на целых три дня.
По внезапной вспышке в его глазах она поняла, что пришло время отвечать за свои слова. Он скользнул головой под ее правую руку.
— Куда ты лезешь?
Чарльз вытянул ивовую корзинку.
— У нас пикник, — ответил он и вывалил содержимое корзины на одеяло. Дюжина лимонов покатилась и запрыгала по клетчатой шерсти.
Элейн сидела, замерев от удивления.
— Вот это? — спросила она — Это все, что ты принес для пикника?
Чарльз ухмыльнулся. Не успела Элейн произнести последние слова, как уже обнаружила себя лежащей на спине. — Это такой пикник со свежевыжатыми лимонами.
— А не с лимонными тарталетками? — кисло спросила она.
Чарльз промурлыкал. — Ну, видишь ли, ты должна извлечь из них пользу раньше, чем они превратятся в тарталетку.
Кто бы мог подумать, что лимоны можно так широко использовать? Элейн мечтательно задумалась, прицепившись к слову. Это оказало бы влияние на весь рынок товаров потребления. Вместо рекомендованного яблока в день, доктор рекомендовал бы женщинам всего мира принимать один лимон в день. В магазинах требовали бы удостоверения личности, чтобы не продать эти фрукты детям и подросткам. Молодые люди, достигшие возраста двадцати одного года, стремглав бы мчались к заветному магазину, чтобы впервые вкусить запретные плоды.
Чарльз лениво укусил ее за ухо.
— Фриц задал вчера удивительный вопрос.
Элейн вяло повела головой, давая зубам больший доступ. — Ммм?..
— Он спросил, почему именно он должен отжимать лимоны, хотя повариха прекрасно бы с этим справилась сама.
Легкий ветерок внезапно показался ей прохладным, скользя по обнаженной коже. Элейн попыталась спрятаться под теплом его тела. Чарльз крепко обнял ее, удерживая в таком положении.
— И знаешь, что я ему ответил?
Элейн зажмурилась. — Нет.
— Я сказал ему, что лучше уж лимоном, чем рыбой.
Лавина возмущения, затмившего смущение, окатила Элейн с головы до ног. Она вздохнула. Боже ты мой! Она, конечно, знала, что это была старая шутка, но чтобы больше ста лет?
— Затем Фриц спросил меня самую удивительную вещь. Он задал мне вопрос, а нельзя ли и ему воспользоваться парочкой? Кажется, он отказывался приблизиться к нашей малышке Кейти, потому что чувствовал, что она слишком молода, чтобы обременять себя детьми.
Улыбка тронула губы Элейн. Не удивительно, что Кейти была так самоуверенна сегодня утром. Выдающиеся способности, говоришь? Еще неизвестно, что водится в тихом омуте по имени Фриц. Элейн засмеялась низким, хриплым голосом, в котором звучала неприкрытая чувственность.
Горячий, влажный язык исследовал внутреннюю поверхность ее ушной раковины.
— Что? — вдохнул он. — Мои любовные заигрывания забавляют миледи?
Элейн глубоко вздохнула. — Чарльз…
— Нет, не говори «Чарльз», — он фальцетом повторил свое имя, — таким голосом. У меня был учитель латыни, который произносил мое имя точно так же перед тем, как отослать меня к директору. Мне нравится, когда ты произносишь мое имя другим голосом, как тогда, помнишь, когда я напрягался для осеменения.
Жар залил ее тело. — Чарльз, мы собираемся не обращать внимания на случившееся три ночи тому назад?
Он вздохнул. — Я полагаю, ты так не сможешь?
Элейн замерла под его исследующими губами. Он сел, и ее взору открылся великолепный вид двадцати двух его позвонков.
— Чарльз, ты любишь меня?
Элейн наблюдала за перемещениями позвонков. Она не знала, почему это спросила. Возможно, потому что внезапно осознала, что за все семнадцать лет брака, Мэтью ни разу не произнес этих слов.
— Неужели я только что не продемонстрировал это? — холодно спросил он.
— Чарльз, ты бы захотел меня, если бы я была толстой?
Чарльз повернулся и посмотрел на нее. Непроизвольный смех сорвался с его губ.
— Любимая, ты вся перемазана смесью лимонного сока, пота и пыли. Почему ты об этом спросила?
Элейн натянула один конец одеяла на свое обнаженное тело.
— Не знаю. Все что я знаю, это то, что ты сегодня еще ни разу не назвал меня по имени. Садясь в карету, я думала, что ты отсылаешь меня в сумасшедший дом.
Чарльз потупил взор, глядя на одеяло, обмотанное вокруг ее тела. Сердце Элейн пропустило удар. Он избегал смотреть ей в глаза. Неужели, он все еще рассматривал такую возможность…
— Чарльз, если ты не хочешь меня, я уйду…
— Не говори так! — резко прервал ее Чарльз. — Если ты еще когда-либо скажешь подобное, я так наподдам по твоей маленькой попке, что ты целую вечность не сможешь сидеть на ней. Боже мой, женщина, я чуть было не потерял тебя. Неужели ты думаешь, что я соглашусь, чтобы ты ушла от меня?
