— У тебя, наверняка, есть знакомые среди придворных рабов, — сказала я, буравя ее глазами. — Если нет, то обзаведись. За любые сведения об Афине будешь получать щедрое вознаграждение. А теперь вон отсюда.
Посмотрим, что из этого выйдет.
— Павлин! — холодно произнесла Флавия. — Неужели тебе больше нечем заняться, как шпионить за Теей?
— Я не шпионю, — попытался оправдаться Павлин, правда, не слишком убедительно.
— Ты следишь за ней в окно вот уже целый час!
— Мой долг как префекта в том и состоит, чтобы следить за разного рода подозрительной деятельностью.
— Подозрительной деятельностью? Она лишь разговаривает с отцом своего ребенка! Кстати, впервые после того как они вновь встретили друг друга. Она не приезжала ко мне целых три недели!
— Я должен положить этому конец.
— О, прекрати! Скажи, они хотя бы раз прикоснулись друг к другу во время разговора?
— Им нет необходимости прикасаться друг к другу, — буркнул Павлин. Ради соблюдения приличий Афина и ее садовник сидели едва ли на разных концах мраморной скамьи атрия, однако между ними ощущался такой накал чувств, что их жара хватило бы на то, чтобы печь хлеб. Лицо Флавии приняло каменное выражение.
— Ты говоришь как ревнивый любовник, Павлин. Признавайся, ты случаем сам не влюблен в Тею? Думаю, до известной степени это было бы для тебя даже к лучшему, разве я не права?
Павлин залился краской.
— Я не…
— В таком случае оставь ее в покое. Она дала слово, что остается верна императору. Или ее слово ничего не стоит лишь потому, что она еврейка и рабыня?
— Я не сомневаюсь, что у нее и в мыслях нет нарушить данное слово, — холодно произнес Павлин. — Однако мой долг перед императором превыше всего, а император, наверняка, захотел бы об этом знать.
— Расскажи об этом моему дяде, и ты подпишешь ей смертный приговор.
— Никогда…
— Ты мне не веришь?
— Он человек чести…
— А вот и нет! — гневно возразила Флавия.
— Достопочтенная Флавия, думай, что говоришь!
— Я прекрасно знаю, что говорю, — голос ее зазвучал на тон выше. — Или ты считаешь, что знаешь его лучше меня?
— Я служу ему вот уже шесть лет. И в самой гуще битвы…
— Битвы! — Флавия буквально выплюнула это слово. — Кому интересны ваши битвы? Тебе известно, что я видела собственными глазами? Я видела, как он насаживал на кончик пера мух и наблюдал за их мучениями, пока они не умрут. Я видела, как он пускал стрелы в рабов, пока они не становились похожи на морских ежей! Я видела, как он осуждал на смерть достойных людей, чтобы потом смотреть, как они униженно молят о пощаде. Мой дядя жестокий человек, жестокий и бездушный. Но более всего он жесток по отношению к своим женщинам.
Павлин открыл было рот, но Флавия не дала ему возразить и, раскрасневшись, продолжила свою гневную речь.
— Тебе известно, что императрица когда-то умела улыбаться? Даже смеяться? А затем Домициан подавил ее своей жестокостью, и она превратилась в мраморную статую, увешанную изумрудами. Юлия была наперсницей твоих детских забав, но когда о ней пошли слухи, ты отвернулся от нее, сочтя за сумасшедшую. Ты не получал от нее писем, писем, которые становились все тоньше, тоньше и тоньше, зато все больше дышали безнадежностью. А когда она наконец умерла, ты просто вздохнул с облегчением. А Тея! Боже мой, ты не единственный, кто служил императору все эти годы! Она тоже служила ему, стелила ему постель и услаждала его слух. А какую цену ей пришлось за это платить! Она вынуждена прятать собственного сына и собственные шрамы, а оставшись наедине с собой, пускает в чашу собственную кровь и помышляет о смерти. Это тебе известно, префект? Разумеется, нет! А вот мне известно все, и не потому, что она мне это рассказывает. Просто я сама знаю, что искать, потому что знаю Домициана всю мою жизнь. Я знаю, что он думает, когда смотрит на людей, — а еще потому, что он положил глаз и на моих сыновей!
Неожиданно Флавия разрыдалась. Павлин же застыл рядом с ней, в растерянности открыв рот.
— Если ты хочешь знать мое мнение, если Тея хочет завести себе возлюбленного, то это ее личное дело. — От подведенных глаз Флавии по щекам стекали черные потеки, и она поспешила вытереть лицо, но лишь больше размазала краску. — Если ей хочется сидеть в саду и вести беседы с тем, кто ее любит, с тем, кто нормален! — то я готова дать им такую возможность. Если я не могла ничего сделать для Юлии, то пусть хотя бы сделаю что-то для Теи. Она это заслужила. А если ты этого не видишь, Павлин Норбан, тогда, ради всего святого, открой наконец пошире свои глаза!
С этими словами Флавия, громко рыдая, зашагала прочь. Павлин же озадаченно уставился ей вслед.
— Почему ты не вернулась раньше? Три недели…
— За мной постоянно следят, Арий. Раньше я никак не могла, чтобы не навлечь на себя подозрений.
— Двенадцать лет! Я уже привык думать, что тебя нет в живых. Первое время я видел тебя повсюду, словно призрак.
— И я тоже видела тебя. В Виксе.
— Мне следовало догадаться.
— Я сама догадалась лишь после того как меня продали.
— Ну почему я не похитил тебя, когда у меня была такая возможность! Перебросил бы через плечо, как и полагается варвару, и был таков!
— Но ты уже не варвар, — с улыбкой произнесла Тея. — А простой садовник.
— Причем, садовник скверный. Виноградники захирели с тех пор, как я стал за ними ухаживать. Но и варвар был из меня никудышный, когда у меня была ты.
— Прошу тебя, не говори таких слов! Ты слишком жесток к себе!
— А ты прекрасна. Шелковое платье, нежные руки, на них больше нет никаких мозолей.
— Мне запрещено что-либо делать.
— Лишь только обслуживать императора.
— Прошу тебя, не надо.
— Почему я не могу прикоснуться к тебе?
— Потому что он тотчас учует твой запах.
— Но ведь он не бог.
— Я ношу на шее его глаз. Пойми, Арий, он никогда не отпустит меня. Если он поставил на что-то свое клеймо, эта вещь принадлежит ему навсегда.
Молчание. Арий протянул к ней руки.
— Прошу тебя, только не это!
— Что именно?
— Не прикасайся ко мне!
— В чем дело? Почему ты дрожишь?
— Нет, прошу тебя, даже не пытайся меня поцеловать, слышишь?
— Я просто хочу убедиться, что передо мной человек из плоти и крови, а не обман зрения. Ты похожа на прекрасный сон, я же стар и уродлив.
— Неправда!
— Тея, давай сбежим. Возьмем с собой Викса и убежим из Рима.
— Арий, скажи, куда я могу убежать, где бы он потом меня не нашел?
