На глаза навернулись слезы, очертания лошади расплылись, словно на нее накатывали волна за волной.
– Николас! Как красиво! Я не знаю, что и сказать.
– Я сделал это для тебя. – Квест села у его ног. Он положил руку ей на голову. – Может, мне просто был нужен повод для второго паломничества. Первое потянуло меня вверх по склону Эрхабенхорна. Второе завело сюда.
– Старый Раскалл-Мэнор – тоже священное место? – махнула она рукой.
– Только потому, что ты здесь. Без тебя моя жизнь не имеет значения. Я и не знал, что может чувствовать сердце, пока не встретил тебя. Ты многому меня научила, в том числе и тому, что есть вещи, которые даже принц должен делать собственноручно, не перепоручая другим. Эта лошадь – подарок небольшой, но в нем отражены все мои надежды и желания.
В горле застрял ком, паника захлестнула ее с головой.
– Какие желания?
– Любить тебя, жить с тобой, жениться на тебе. Желания, конечно, простые, но я не знаю, выполнимы ли они. Если – как я подозреваю – нет, то я вернусь обратно в Лондон.
Слезы были готовы задушить ее.
– А как же София и Глариен?
Волкодав повалился на спину, призывно вытянув лапы. Он погладил собаку по животу.
– В английских газетах это появится только завтра, но я отказался от трона, всех своих глариенских титулов, почестей и собственности. Я публично снял с себя все эти звезды и кресты и меч святого Кириакуса. Квест мне оставили, но не конюшни. Я уступил корону Софии.
Линия его спины и руки была настолько прекрасна, что у нее сердце разрывалось.
– Ты отрекся? Но я думала, что София должна родить сына…
Он поднял глаза и улыбнулся:
– При содействии герцога Михаэля Альвийского и совета Глариена и с согласия Венского конгресса наш брак аннулирован. – Речь его текла бесстрастно и уверенно. – На основании моего полового бессилия – неофициально признанного и официально понятого. На годовщину нашего бракосочетания София все еще оставалась девственницей. – Полная самоиронии улыбка стала еще шире. – Грета подтвердила, что в брачную ночь постель была окроплена цыплячьей кровью. Доказать, что мы с Софией так и не подкрепили наш брак, оказалось проще простого.
Слова впитывались медленно, растекаясь по поверхности, будто капля масла по молоку. Он и София никогда… вся эта страсть и сила, он так и не применил ее в отношении своей принцессы? Она ушам своим не могла поверить.
– Но ты же великий правитель, – ошеломленно уставилась она на него. – Как ты мог отказаться от своего предназначения?
– Моего предназначения? Не знаю. Все мои планы претворены в жизнь. У Глариена есть новая конституция. Права эрцгерцога – или княгини – ограничены, он действует под руководством выборного совета. Потребовалось несколько месяцев дипломатической работы, чтобы склонить на свою сторону великие державы и завоевать доверие народа Глариена. Прежде чем идти на риск, пришлось подождать, пока обстановка в Европе достаточно стабилизируется. Шанс представился после Ватерлоо.
Она тяжело дышала, будто снова поднималась по склонам Эрхабенхорна.
– Ты достиг всего этого и отрекся?
Он пожал плечами, словно это было совершенно не важно, так, пустячное дело.
– Я, как Наполеон, отправился в ссылку. Согласился больше никогда не появляться ни в Альвии, ни в Глариене.
Она покрутила в руках деревянную лошадку, провела пальцами по аккуратным выемкам, по мощным линиям шеи и спины, трепетным ноздрям. Он отказался от всего? От своего трона, от своей жены, от своих людей, даже от своих лошадей?
– Принцесса София станет править в одиночку?
Николас сделал несколько шагов, Квест села, оставшись на месте.
– Она выйдет за Лукаса. Они давно любят друг друга. Глариен и Альвия расцветут в их руках, и не пройдет и года, как она наверняка родит сына.
Пенни никак не могла осмыслить всего услышанного. Это просто невероятно. Он отказался от трона – от своих обязанностей, которые, сам того не подозревая, получил вместе с жизнью при рождении? Ей вдруг стало до одури страшно – как бы он не потерялся в этом огромном мире.
– Николас, тебе же было предначертано судьбой обладать великой властью. Ты собираешься все это бросить?
Он поднял голову и посмотрел на нависающие над головой ветви дуба.
– Веллингтон полагает, что британский пэр имеет куда большее значение для будущего, чем номинальный правитель крохотного княжества в Альпах. Глариен в надежных руках Софии и Лукаса. Теперь, когда наконец воцарился мир, Британия обещает начать реформы. – Он улыбнулся ей, по черным волосам скользнул лучик солнца. – Я все еще лорд Эвенлоуд.
Она прикрыла глаза. «Хороший из него господин получился, – сказал как-то Джеб Хардакр. – Умный он человек, знает, что земле требуется». Но достаточно ли этого для человека его способностей?
– Ты будешь жить в Раскалл-Холле?
– Нет, конечно! Я вполне могу выполнять свои новые обязанности в Лондоне. Ты боишься, что я приехал взять в свои руки бразды правления? Я же понимаю, что тебе это вряд ли понравится. Ты можешь продолжать вести дела, как и прежде, до того, как я ворвался в твою жизнь и покалечил ее. Поместье твое, делай тут все, что посчитаешь нужным. На этот раз я приехал совсем не для того, чтобы заставлять тебя делать выбор.
Маленькая деревянная лошадка храбро неслась вперед. Пенни положила ее на отколовшийся обломок стены и уставилась на картинку – воплощение месяцев учебы, резьбы по дереву, ранений и порезов.
– Красное или черное? Я не виню тебя за то, что временами твой долг заставлял тебя быть жестоким. В конце концов, временами мое безразличие наверняка доводило тебя до отчаяния…
– Никогда! – с жаром воскликнул он.
Горькие, ослепляющие рыдания жгли грудь. Шершавый язык волкодава горячо коснулся ее рук. Он отказался от трона. «Любить тебя, жить с тобой, жениться на тебе». Она стояла как громом пораженная – в глазах слезы, ладонь на собачьей голове, – прекрасно понимая, что ей выпал шанс, какого уже никогда больше не выпадет, упусти она его сейчас.
– Николас, человек, которого ты боишься, имеет куда больше оснований бояться тебя. Мы держим в руках сердца друг друга, словно два хрупких стеклянных шара. Зачем тебе уезжать?
Он сорвал со стены побег вьюнка и принялся рвать его на кусочки.
– В тот последний день, когда я выдернул тебя из толпы, я был готов душу дьяволу продать, лишь бы уехать с тобой из Глариена. Ты сидела у меня в седле. Никто не смог бы помешать нам. Но меня остановили две вещи. Первая – мой долг перед бесчисленными душами, которые зависели от меня и моей верности слову: Алексис, София, Лукас, все жители Морицбурга, даже Карл. Я надеялся, что ты поймешь.
